Все живое уже было уничтожено, а ведь фитиль катастрофы только-только загорелся…

Исторгнутое звездой вещество замедлило движение планеты. Пройдя сквозь протуберанец, Трисолярис потерял скорость, и его орбита понизилась. Огненное «древо», словно выпущенный солнцем коготь, с каждым оборотом тянуло планету все ближе и ближе к звезде. Примерно через десять оборотов Трисолярис упал на солнце, и космический футбольный матч, разыгрываемый тремя солнцами, подошел к финалу. Однако этой звезде не суждено было стать победителем – жить ей оставалось недолго.

Выброс вещества понизил давление внутри светила, временно замедлив реакции слияния в ядре. Солнце быстро меркло, и вскоре от него остался лишь туманный контур. Зато гигантское огненное «древо», выросшее на его поверхности, по контрасту казалось еще ярче, еще убийственнее – изломанная царапина на черной как смоль кинопленке Вселенной. Ослабление термоядерных реакций означало, что излучение ядра больше не оказывало достаточного сопротивления давлению внешней оболочки звезды. Звезда начала проваливаться в себя. Затухающая оболочка упала в ядро, инициировав финальный взрыв.

Вот его-то и увидели жители Земли три дня назад.

Взрыв звезды уничтожил все, что так или иначе имело отношение к планете: подавляющее большинство космических кораблей и орбитальных поселений, пытавшихся спастись, рассыпались в пыль и рассеялись в пространстве. В безопасности оказались только несколько кораблей-счастливчиков, которые в это время находились по ту сторону от двух других солнц, сыгравших роль щита.

После катастрофы оставшиеся две звезды образовали стабильную двойную систему, но любоваться равномерными восходами и закатами стало некому – в системе Альфы Центавра больше не было жизни. Выгоревшие останки взорвавшейся звезды и обратившийся в золу Трисолярис превратились в два огромных аккреционных диска[37] вокруг обоих солнц – словно два серых погоста.

– Сколько спаслось? – тихо спросила Чэн Синь.

– Считая трисолярианские флоты, находящиеся далеко от дома, – не больше одной тысячной всего населения. – Ответ хозяйки дома прозвучал еще тише, чем вопрос Чэн Синь. Томоко сосредоточилась на чайной церемонии и говорила, не поднимая головы.

Чэн Синь гораздо больше могла бы сказать ей как женщина женщине, но она все-таки принадлежала к человеческой расе, и от Томоко ее отделяла непреодолимая пропасть. Чэн решила придерживаться вопросов, которые подготовило руководство. Последующий разговор получил в дальнейшем знаменательное название «Беседы за чаем», потому что он коренным образом изменил течение истории.