Вот теперь все стало более — менее понятно. Зачем все это и как.

Это не борьба со злом, а просто способ закрепиться на этой территории и продвигать свои больные на голову идеи. Вот реально бесят меня эти типы все больше.

Народ погрузился в раздумья. Всем стало очень не по себе.

— Вы пришли только чтобы рассказать это?

— Не только, — кивнул мужчина. — Наша компания несет вину перед вами, потому мы готовы обсудить с вами пути решения этой проблемы.

Я присмотрелся к этому человеку. Было в нем что‑то странное. То безумие, что он нам показал пару минут назад. Оно вновь в нем поднималось, и это меня пугало.

— А еще? — спросил я.

Его рот расплылся в довольно жутковатой, широкой улыбке, глаза прищурены, а от него прямо полыхнуло безумием.

Все вокруг отшатнулись от него. Уж очень жутко он выглядит.

— Вы ведь будете мстить? — спросил он. — Я хочу все это заснять.

— Зачем вам это?

— На таких сьемках и зарабатывает компания. Масштабное уничтожение Ордена Рассвета. Это будет шик! Конечно, видео будет без подробностей, не будет раскрывать то, что вам не хочется, а так же выложено будет через несколько часов после произошедшего. Мне просто надо знать, где и когда.

— Один раз компания уже подвела нас…

— В этот раз всем заведую лично я! — прервал он мои слова. — В случае согласия обещаю все сделать для восстановления ограничений на эту фрау, — указал он на Алису. — Личная встреча с ИИ будет обеспечена.

Теперь же мы все задумались. Принимать какие‑то решения мы не могли. Все должен решать Мастер, а он сейчас не в том состоянии. Но это предложение очень интересное, притягательное и желанное. Помочь Алисе. Я очень этого хочу. Все мы хотим, чтобы она перестала страдать от ран. Вернуть ограничения на боль, чтобы смерти не превращались для нее в пытки.

Меня начали одолевать противоречия.

С одной стороны я очень хочу помочь Алисе, но с другой не могу вот просто так доверять незнакомцу. Он имеет доступ к нашим личным делам, потому очень тяжело судить о честности его слов. Он вполне может нам и соврать.

Текли томительные секунды.

Никто не решался говорить, никто не мог ничего сказать.

Мы просто молчали, ожидая, когда хоть кто‑то, хоть что‑то скажет.