Срываюсь с места, влетая огненным вихрем в сутолоку сражения и рассыпая по округе волнами черного пламени. Мечи высекали искры из сияющих доспехов, встречали отражающие удары вражеского оружия, но не прекращали своего полета, распаляя мою собственную ярость, перемешавшуюся с кипящей кровью. Броски и прыжки, удары с небес и безудержное вращение, стены и волны пламени, ало-черная сфера сосредоточия моей силы, застывающая в воздухе и молниеносно влетающая во врага, все это лишь частица меня, лишь толика малого. Пусть знают, когда решат идти войной, пусть знают, как выглядит сила веры в себя, пусть знают, что силен тот, кто прав, а сегодня правы мы, и победа будет за нами.

Заточенная в одном из ваших предметов душа жаждет участвовать в битве с нареченными врагами души. Желаете призвать Ситхати Норинахи? Желаю.

Заточенная в одном из ваших предметов душа жаждет участвовать в битве с нареченными врагами души. Желаете призвать Ситхати Норинахи?

Желаю.

- Примите же мою ненависть! – взревел голубокожий титан, вставая рядом с Верховным и руками раздирая подлетевшего архангела.

Секира не оставляла шанса, разрубая надвое и не останавливаясь в желании отправить на небеса следующего серафима. С каждым ударом дышалось все легче и легче, силы вновь возвращались, и вновь в него верили, вновь ему поклонялись, хоть и неосознанно, но творцов стало гораздо больше, что стоят у плавильни и куют у наковален. Они были всюду, они веровали в разных богов, но все равно обращались к нему, дабы помог создать шедевр, придать прочности, оставить память о творце его потомкам. Мастера знали, кто им придает сил и читали слова молитв, придуманные ими, но дарующие больше сил, чем заученные в молитвенниках другим богам. Души творцов разжигали в нем первородное пламя, и сейчас это пламя гуляло, раздавая подарки всем тем, кто решил стереть память из душ смертных об Истинных Богах, заменив тех иными, зачастую выдуманными. Но он дождался, он вернулся, он уже здесь, и где-то рядом…

Междуглавие 19.

Междуглавие 19.

Плача от нескрываемой радости, бабушка аккуратно укладывала внучку в арендованный модуль. Единственная отрада после тяжелой болезни навсегда застыла, и лишь горящие жизнью глаза постоянно напоминали, что девочка жива. Они постоянно следили за ней, постоянно излучали радость, когда старушка приходила в комнату, ухаживала, кормила, читала сказки. Всегда, и не было ни дня, чтобы внучка позволила утратить надежду и пролиться горестными слезами. Но бабушка плакала, по ночам, тихонечко в подушку, чтобы драгоценное дитя, не дай бог, услышало, а утром приходила к ней вновь радостная и вновь рассказывала сказки.