На фотографии лежал… Лежало… Не знаю, что…. Нет… Наверное это все же был человек. Мне очень хотелось верить, что это человек!

Одна рука отсутствовала по локоть, вторая заканчивалась чуть выше локтя сухой культей Правая нога бесследно исчезла, не оставив после себя никаких следов. Оставшийся от левой ноги кусочек едва выглядывал из таза. Коричнево-желтую, шелушащуюся кожу покрывали многочисленные, следы от ожогов, полупрозрачные волдыри, шрамы. В некоторых местах казалось, что кожа растаяла, а потом застыла безобразными потеками. Не было ни носа, ни губ, ни ушей. А вместо глаз были какие-то запекшиеся сгустки.

Я не мог поверить, что это я… Что я такой… Урод… Никому не нужный урод… Обрубок,… Почему мне этого не сказали? Почему? ПОЧЕМУ!?

— Почему… Вот сука… Тварь…. Ненавижу их всех… Ублюдки…. — Стало обидно до слез и захотелось напиться. Ужраться в такое говно, что бы забыть и про эту двуличную сучку Ладу и про сволочь доктора и про себя,… Про все и вся.

— Тащи водку! — прохрипел я проходившей мимо моего столика официантке.

И когда на столе передо мной возник запотевший графин с прозрачной жидкостью сгреб все фотографии в сумку и стал пить.

Все, что было потом … Какие-то обрывки… Вспышки… Бары, кабаки, забегаловки… Выпивка, выпивка еще выпивка…. Какие-то пьяные драки, какие-то девки, непонятные друзья… и снова пьяный туман.

Очнулся я от льющейся мне на голову ледяной воды. Сначала был гул, но потом я смог различить порыкивающий бас.

— Вставай пьянь! Вставая я тебе говор-рю! Рокфор-р еще воды неси. Надо этого приводить в чувство! Эй Гнус, сколько он так?

— Да недели две уже бухает сволочь! — услышал я знакомый голос пикси. Голова от этих голосов страшно разболелась и я с ненавистью прохрипел.

— Заткнитесь ублюдки!

— О! Приходит в себя! — довольно произнес кто-то порыкивающий у меня над головой.

Чьи-то сильные руки начали осторожно поднимать меня и только тогда я заметил, что лежу в грязной, вонючей канаве. Меня поставили на ноги. Но те держать меня не хотели и подкосились, но упасть мне не дали все те же сильные руки, удержав за плечи. Взгляд ни как не хотел фокусироваться на белом пятне передо мной, но сделав огромное усилие я наконец смог разглядеть своего мучителя. Это был огромный Керран с белоснежной шерстью.

— Отпусти меня сволочь мохнатая! И заткнись! Иди лучше себе яйца полижи! — прохрипел я ему в лицо и попытался плюнуть туда же. Но во рту пересохло, и плеваться было нечем.

— Моя школа! — довольно захихикал Гнус у меня над ухом. От этого противного хихиканья затихшая вроде боль снова вернулась.