Я ушёл от очередного удара, но левая кисть противника окрасилась кровью из моего плеча. Раздался смех-звон.
— Берегись! — пискнула Катя.
Камни под ногами вздыбились, я, не успев среагировать, отлетел назад и ударился спиной в стену. Перед стеклянным встал голем. На голову и плечи босса обрушились потоки ледяных глыб, порывы ветра хлестали его тело, но тщетно. Босс обхватил ещё поднимающегося голема руками и принялся мять. Чёрт возьми, он мял камень!
Нет. Дело не в силе. Я увидел блики света, бегающие по его рукам. Магия. И что, мать его так, делать?..
И тут я увидел — что. На моих губах появилась ухмылка. Я расхохотался. Злоба нашла свой выход.
Я разрезал себе вены, полоснул по лицу и прыгнул на босса, как раз заканчивающего с големом. Моя кровь забрызгала его лицо, грудь, живот. Мы вцепились в объятиях, моё плечо пронзила боль — глассмен вцепился в него зубами…
… которые стремительно таяли внутри моей плоти.
Зелёные глаза сверкнули. В них был страх и боль — мой кинжал терзал его плоть, залитую моей кровью, так, будто она не была стеклянной. Босс оторвался от моего плеча и охнул, его хватка ослабла, а я наносил удар за ударом, пока его бездыханное тело не повалилось на пол.
— Всё, — просипел я. — Слышите? Всё! Бегите, ублюдки!
Люк стремительно захлопнулся. Перед глазами маячило сообщение о левелапе. Я улыбнулся и, сняв с пояса зелье здоровья, вылакал его до дна. Действие зелья и Плаща Теней стремительно останавливали кровь.
— Как ты? — спросил я у Васи.
— Рука сломана, — сухо ответил тот.
— Заживёт, — подмигнул ему я. — А все вопросы позже. Герои должны вернуть детям их родителей. Разве не в этом было наше предназначение? Разве не для этого мы здесь?
— Какой-то ты неадекватный, — пробормотал Шустрик. Я только подмигнул ему.
Родители сидели в сарае, их даже никто не охранял. Конечно же, они не спали, хотя, быть может, и не знали о засаде. Да и какая разница? Чёрт возьми, хотя бы возвращение родителей к детям можно назвать добрым делом?
— Вы свободны! — крикнул я, широко улыбаясь. — Разбойники мертвы, вы спасены.
Ответом мне были несколько десятков мрачных взглядов.
— А мы просили об этом спасении? — подал кто-то голос.
— Ваши дети, быть может, в беде, — сказал я, но веселья в моём голосе поубавилось. Я вспомнил бабку, ударившую меня камнем. — Вы должны к ним вернуться.
— Мы работали, — сказал тот же голос. — Нам обещали заплатить деньги и освободить от налогов. Чем мы теперь заплатим конунгу? Что мы теперь будем делать?