Но, несмотря на все эти крики и удары кулаками, Диверс не сделал ту единственную вещь, которая могла бы помочь. Он мог бы спуститься на склад оружия, надеть защитный костюм и присоединиться к своим людям на переднем крае. Но он этого не сделал.
Никакой менеджер так не поступает.
Во всяком случае, так говорил себе Диверс.
Теперь он точно не знал, кто остался в живых, знал только, что большая часть его людей погибла. Некоторые лежали в коридоре, другие – возле Второй лаборатории. Гора трупов достигала потолка самом центре управления Профессора.
Это не моя вина… Это было восстание… бунт.
Это не моя вина… Это было восстание… бунт.
Диверс подозревал, что его люди подслушали его разговор с доктором Корнелиусом.
Может, они посчитали меня нерешительным… Но я с самого начала доказывал, что следует раздать боевое оружие. Я ничего не могу поделать, если начальство придерживается другого мнения…
Может, они посчитали меня нерешительным… Но я с самого начала доказывал, что следует раздать боевое оружие. Я ничего не могу поделать, если начальство придерживается другого мнения…
Диверс винил обстоятельства в тех первых смертях: Андерсон и Линч нарушили протокол, проявили небрежность. Но он также подозревал, что его собственные подчиненные считают, будто Конран и Чейз погибли потому, что он, их командир, реагировал слишком медленно. Майор также подозревал, что его солдаты сердиты на него за то, что он сам не распорядился выдать им боевое оружие. Диверс считал, что это несправедливо.
Такие люди, как Эрдман, Фрэнкс, и особенно Катлер… они не понимают, что существует порядок соподчиненности. Что важно, чтобы кто-то другой нес ответственность в сложной ситуации.
Такие люди, как Эрдман, Фрэнкс, и особенно Катлер… они не понимают, что существует порядок соподчиненности. Что важно, чтобы кто-то другой нес ответственность в сложной ситуации.
Диверс понимал, что кто-то потратил большие деньги на Оружие Икс. С его точки зрения, не ему принадлежало право решать, пристрелить экспериментального субъекта или нет. Такие решения должны приниматься наверху, более высокооплачиваемыми сотрудниками.
За все годы службы я понял одно: никогда не высовывайся. Ни в бою, ни в управлении. Пускай такие люди, как Катлер и Эрдман, берутся за оружие и идут в окопы.
За все годы службы я понял одно: никогда не высовывайся. Ни в бою, ни в управлении. Пускай такие люди, как Катлер и Эрдман, берутся за оружие и идут в окопы.
Да, «мирники» все правильно поняли. Лучшие солдаты – те, кому никогда не приходится сражаться. Я выучил этот урок, хорошо выучил, а Катлер – нет. Поэтому Катлер так никогда и не продвинулся наверх.