Появился пацан лет двенадцати и молча встал за прилавок, в то время как бронник удалился в мастерскую.

— Сколько ждать? — спросила у пацана Эднагина.

Пацан пожал плечами.

— Чего-то ещё брать будете? — поинтересовался он после недолгой паузы.

— Ножны делаете? — поинтересовался Неп.

— Делаем. — кивнул пацан. — Под ваш?

— Ага. — Нептаин сегодня был немногословен.

Я знаю, что ночью ему снился какой-то затяжной кошмар. Они его преследуют с того дня в ратуше. Мясорубка была знатная, но ничем кроме добрых слов, я ему помочь не могу. Говорю, что если бы не мы, то пострадало бы много больше народу, что всё равно кто-то бы их убил, так как это были больше не люди, а твари, алчущие живой плоти.

Я же тогда и сам чуть не пустил пару чугунных катышков! Думал, что зомби-апокалипсис начался. Но, к счастью, Ваську нужно самому кусать каждую жертву, запуская в кровь паразита, стремительной глистой рвущегося к мозгу жертвы по кровотоку. В общем, он не оружие массового поражения, а долбанный террорист.

А Неп… Тяжело он это всё воспринял. Умом-то он понимает, что делал всё правильно, но подсознание бросает ему в лицо картины хладнокровного убийства детей и стариков. Тяжело ему будет примириться с этим. Ох тяжело.

— Я мерки сниму. — полувопросительно-полуутвердительно произнес Багадир.

— Аккуратнее, меч острейший. — предупредил его Неп.

Пацан к предупреждению прислушался, но всё же разрезал мерочную нить. Сделав замеры в самых широких моих местах, пацан пошел что-то рисовать на дешевом пергаменте.

— Иди спросил, когда зайти за бронёй. — велел Нептаин.

Багадир с недоверием посмотрел на присутствующих нас, затем приоткрыл дверь мастерской.

— Мастер, покупатели спрашивают… — начал он говорить.

— Четыре часа! — донесся до нас крик.

Если Неп и Принцесса не знали, чем занимается бронник, то я всё прекрасно видел. Он использовал какую-то хитрую приспособу для расклёпки колец, чтобы начать сужать и расширять панцирь в нужных местах. Сами знаете в каких местах у Принцессы давило, а в каких топорщилось.

Вышли на улицу. Народ ходил, торговал, старательно делая вид, что всё в порядке и жизнь продолжается.

Обратным свидетельством этого сомнительного утверждения была похоронная процессия, идущая к погосту. Особенно запомнилась худая женщина, одетая в белую одежду — это у них знак траура. На глазах слёзы, одна рука сжимает руку маленькой девочки, а другая держится за гроб, несомый четырьмя носильщиками, двое из которых девушки. Рук рабочих сейчас не хватает, ведь погибали преимущественно мужики, которые сейчас и лежат в гробах.