— За твою, — в глазах разгорается фанатичный блеск. — Я знаю, ты мне не веришь, но я тебе докажу, — и пнула меня по самому драгоценному, что есть у мужчины. От боли и неожиданности выпускаю безумную локиссу и она бросается к кинжалу валяющемуся у стены.

И пока я, находился в состоянии шока от её поступка, воткнула кинжал себе уже в левую грудь и подвывая от боли, и корчась на полу, принялась крутить его в ране. Ну как? Как можно коверкать такую красоту? Мне даже в страшном сне не могло такое присниться. Максимум на что я согласен, это нежно кусать её «вишенки».

— Хорошо я согласен, — цежу сквозь зубы. — Только перестань тыкать себя кинжалом.

— Ы-ы-ы, — бросает оружие на пол и, размазывая слёзы по лицу, пытается улыбнуться. — Любимый…

— Лизка, ты псих… Но я знаю, что делать…

— Что? — с надеждой смотрит на меня.

Ну, слава богу. А то я уже подумал, что она мазохистка и ей нравится боль. Вот чего не надо, того не надо.

— Максимальная боль, за короткий промежуток времени, тогда ты потеряешь сознание и задание будет выполнено.

— Да-да, — кивает, — я верю, ты сможешь. Ведь ты всё можешь, — в глазах вновь появляется нездоровый блеск.

— Лиз, — помогаю ей встать, — я прям боюсь тебя, что за фанатизм?

— Потому что вся эта боль ничто, по сравнения с тем, что я могу лишиться тебя, — губы дрожат. — Олег, поцелуй меня. Сам. Тебе ведь это нравится, я же чувствую. Я даже знаю, что ты тоже меня любишь, но боишься признаться даже себе. Поцелуй, прошу.

Знает она. Вот бабы всегда знают, а потом крутят мужиками, как хотят. А чёрт с ним… Я ведь и правда хочу, и не только поцеловать. Эх… Завалить бы её на кровать, и вовсе не затем чтоб сделать больно…

Стягиваю с головы Лизы шапочку-маску, за спиной появляются чёрно-белые крылья:

— Никогда не целовал ангела, — грустная улыбка появляется на губах.

— Я больше не ангел, я локисса.

— Красивая локисса, — соглашаюсь, сливаясь с ней в поцелуе.

И тут по крыльям Лизы начинают бегать огоньки, яростно посверкивая и мигая.

— Взаимная любовь, — выдыхает крылатая девушка, — ну вот, а ты сопротивлялся, — на губах красавицы счастливая улыбка и слезы радости.

Прижавшись, к моей груди рыдает:

— Я знала, я знала…