— Прости, Рубека… — пробормотал я, подняв её тело и чувствуя, как под руками ходят кости. Её затылок под кожей превратился в кашу. Кровь стекала по локтям и капала на землю. Я отнёс её к воротам, что вели дальше в город, где отдал одному из людей обеспечения. — В ратушу, понял?

— Да, — кивнул он и быстро унёс тело.

Ему было чем заняться, но я решил злоупотребить властью, чтоб потом отдать дань памяти той, кто спасал меня неоднократно от смерти. Рубека заслужила это.

А меня ещё ждал звёздный час.

Надо было абстрагироваться от неприятного чувства скорби и душевной боли от того, что я не увижу её туповатое и заурядное лицо, которое вселяло обычные приятные чувства своим бестолковым, но добрым видом.

К этому моменту мёртвые солдаты уже заняли позиции на рухнувшей башне, перекрывшей проход, держа оборону и не давая взять точку врагу. Попутно этих же врагов расстреливали, забрасывали камнями и даже поджигали, что делали мы и с теми, кто смог пробить ворота и добраться до решётки.

Вылив на них сверху кипящее масло и дождавшись, когда туда заберутся ещё люди, мы просто подожгли его, устроив там филиал ада. Вражеские солдаты кричали, бились, бросались прочь из ловушки, некоторые из которых были объяты пламенем. А мы всё стреляли и стреляли.

Я читал, что для взятия крепости необходимо в три раза больше атакующих солдат, чем обороняющихся. Учитывая технологический прогресс, это надо умножить ещё на два. Плюс труднодоступность, когда они могут штурмовать только с одной стороны, где сконцентрированы все наши силы — ещё на два.

Итого получается как раз в районе сорока тысяч противников.

Сорок тысяч солдат. Человек. Этой мясорубке не видно ни конца ни края.

Ночь медленно опускалась на это место. Мы продолжали сражаться, но уже не так отчаянно, скорее просто чтоб сражение не останавливалось. Еду носили прямо на стены, чтоб защитники могли перекусить не отходя от кассы. Позже Констанция поделила всех солдат на две части — пока одна бодрствует, другая спит, и потом они меняются.

Судя по всему, нападающие делали точно так же: их стало заметно меньше и часть отошла очень далеко в лес, чтоб их не достали наши пушки. Другие продолжали штурмовать нас, гибнуть и убивать.

Потому поле боя пусть и выглядело уже поменьше, но точно не тише. Выстрелы гремели, лязг мечей и брони был доносились отовсюду, крики умирающих и раненых, кричалки для поднятия духа, команды — всё осталось. Но выглядело это как декорации, как бурная деятельность, которая была призвана спрятать реальность — крепость осталась неприступной.