— Нет, Гейб!

— Что ты сказала? Нет? — Он поднял брови. — Думаешь, я пущу эту шпану обратно? Я еще подам на него в суд за то, что он разбил мой «камаро».

— Но…

Гейб занес руку, мать вздрогнула и отступила.

Впервые я кое-что понял. Гейб избивал мою мать. Не знаю, когда и как. Но теперь я был в этом уверен. Может, это длилось годами, когда меня не было поблизости.

В груди у меня закипел гнев. Я подошел к Гейбу, инстинктивно достав из кармана ручку.

Он только рассмеялся.

— Что, хочешь расписаться на мне, дрянь уличная? Только дотронься, и уже не вылезешь из тюрьмы, понял?

— Эй, Гейб, — вмешался его дружок Эдди. — Это всего лишь пацан.

Гейб возмущенно посмотрел на него и передразнил фальцетом:

— Всего лишь пацан.

Его дружки расхохотались, как придурки.

— Давай по-хорошему, гаденыш. — Гейб оскалил свои прокуренные зубы. — Даю тебе пять минут собрать свое барахло — и выметайся. Потом я позвоню в полицию.

— Гейб! — взмолилась мама.

— Он сбежал, — ответил Гейб. — Пусть и остается в бегах.

У меня руки чесались снять колпачок с Анаклузмоса, но, даже сделай я это, лезвие не причинило бы ущерб человеку. Даже такой подонок, как Гейб, все же считался человеком.

— Пожалуйста, Перси. — Мать взяла меня за руку. — Пошли. Пошли к тебе в комнату.

Я позволил ей увести себя, руки мои все еще дрожали от ярости.

Моя комната была забита отбросами, которые натащил сюда Гейб. Тут валялись использованные автомобильные аккумуляторы, какие-то провода, железки и увядший букет цветов с карточкой, который в знак сочувствия прислал ему кто-то из видевших его интервью с Барбарой Уолтерс.

— Гейб просто расстроен, милый, — сказала мне мама. — Я поговорю с ним позже. Уверена, что все уладится.