Они заметили друг друга одновременно. Рогатый дернул рычаг, выступающий из деревянной панели возле его головы. Машина, с громкими щелчками и скрипом взмахивая крыльями, полетела быстрее. Тулага приподнялся, сначала положил ладонь на рукоять ножа, но после сунул руку в кошель на поясе.

Между кончиками рогов с треском проскочил зигзаг молнии. Человек потянулся к длинной кобуре на правом бедре, достал что-то вроде огнестрела с толстым стволом и блестящим стальным раструбом. Стрекот машины стал пронзительным, она взлетела на высоту, где находился Гана. Тот сел, глубоко вдохнув, поднял руку с кроном и вжал указательный палец в мягкий клапан на середине рукояти. Из раструба огнестрела выплеснулся огонь, а пистолет, чихнув, выплюнул световую иглу.

Дротик, прочертив в воздухе светящуюся линию, вонзился в цилиндрический механизм, который несколькими винтами был прикручен к брюху машины позади усатого. Оставляя за собой струю пара, из огнестрела вылетел снаряд с закругленным концом и треугольными крыльями. Он мчался не прямо, но по пологой дуге. Гана припал к кожистой спирали, вжался в нее. Снаряд пролетел над головой, обдав темя и затылок потоком горячего воздуха, ушел вверх, врезавшись в оболочку мира, взорвался. А из трубы позади незнакомца с громким хлопком выстрелило густое белое облако. Машина качнулась, заваливаясь на бок, крылья ее затрещали, что-то залязгало, загудело… Рогатый схватился за рычаги, но было поздно. Крылатое устройство громогласно чихнуло, окутавшись паром, и, стремительно кружась, рухнуло вниз.

Сунув пистолет в кошель, Тулага вновь лег на живот, провожая взглядом паровую комету. Она вскоре исчезла, растворилась в сероватой дымке, не позволявшей разглядеть поверхность Сферы, оставив лишь лохматый хвост, который медленно расплывался в воздухе.

Черная башня была теперь не видна. Запястья и ступни Ганы висели над бездной, он лежал неподвижно, глядя вперед. Окутывающая дно серая дымка иногда принималась волноваться, по ней шла рябь, и будто какие-то картины выступали к поверхности из глубины. В какой-то момент путешественник разглядел остров, разделенный напополам трещиной, с горой в центре, превратившейся в два языка из земли и камня, два медленно рассыпающихся пласта, – остров этот выступал не из привычных облаков, но из синей воды и медленно погружался в нее. Потом дымка плеснулась, и картина исчезла.

Аквалон плыл сквозь разлившуюся в бесконечности глубокую тишь, колонны едва заметно для глаз ползли мимо. Вот между двумя вновь возникла молния, которая могла бы дважды опоясать мир, бесшумно поползла вниз, извиваясь, выбрасывая тонкие ломаные щупальца света, и пропала.