Светлый фон

— За борт его! — поддержала команда. — За борт!

 

— Здесь я должен сделать отступление и рассказать о девушке, с которой мне довелось слюбиться в Никте. Она была из племени северных горцев, ее украли соседи и продали в портовый шалман, как это водится у дикарей.

Она была хороша, горяча и отзывчива, но не об этом речь. Она рассказала мне старое поверье баров. Если ты спасешь человеку жизнь, — говорила она мне, — помни, нити вашей судьбы отныне связаны. Береги его, а он пусть бережет тебя, ибо вам назначено умереть в один день, в один час. Если уйдет один, второй последует за ним».

Какая несусветная дикость, подумал я тогда. Но ее горячий шепот вдруг прозвучал над моим ухом в тесном трюме галеры «Русалка Мара». Двое матросов взяли спасенного мной пирата за руки и за ноги, намереваясь швырнуть его за борт.

Я обнажил меч.

— Бросаете его, — сказал я, — бросайте заодно и меня. Если осилите.

Лампа в моей руке запылала синим яростным огнем. Клянусь моим Рубином, я бы сжег корабль, кабы они осмелились мне перечить!

Думаю, что от опрометчивых поступков капитана удержал не страх передо мной. Он мог подсыпать мне в еду крысиного яда, придушить во сне, застрелить в спину из «аспида». Но тогда он бы навлек на себя месть моего отца, который бы никогда не поверил, что я случайно упал за борт. Мало кто не знает, что такое месть старого герцога Савина.

Мое возвращение в Орос было благополучным. Увы, я больше не находил в капитане собеседника, а матросы при виде меня отворачивались. Не скрасило мое одиночество и общество спасенного мной островитянина, который поселился со мной в каюте. Всю дорогу он успешно притворялся немым, на попытки же с ним говорить непонимающе разводил руками. От нечего делать я рисовал его наброски углем.

Лишь однажды у нас вышло что-то похожее на общение. Я набросал схватку двух кораблей и показал островитянину. Дескать, так ты оказался в море? Он забрал у меня доску для рисования, зачеркнул один корабль. Вместо него он нарисовал нечто загадочное. То ли машину, то ли живое существо. Тело рыбы, покрытое чешуей, с плавниками, хвостом и внушительным носовым бивнем. Но над спинным гребнем поднимались трубы, пускавшие дым, как у наших машин, работающих на угле и флогистоне.

Он показал на себя, показал на нарисованный мной корабль. Потом показал на рыбу-машину и сделал жест, который понимают в любом уголке Акмеона и за его пределами.

Он поднял подбородок и провел ребром ладони по грязной шее. Смерть. В холодных северных водах пират и его корабль повстречались со смертью в обличье испускающей пар рыбы. Больше мне ничего не удалось у него узнать.