– Ах! – вскричал Чосер, останавливаясь за спиной брата. – Каково, а? Каково, братец, слышать подобное из уст юнца!
– Довольно юркого и разумного юнца, нет? – уточнил Бальтазар, не оборачиваясь.
– Был бы разумным, не попался бы нам, – буркнул Кариб.
Вука, перегнувшись через спинку софы, простер к нему руки:
– Но ты, мой многословный друг, ты-то ведь куда опытнее в подобных делах! Сколько раз ты уходил от погони в мексиканских прериях? Сколько раз…
– Прерии в Америке, – перебил Кариб презрительно. – У нас в Мексике – равнины.
– А сколько играл с фликами в «попробуй, догони» на улицах Нью-Йорка? И профукал какого-то мальчишку, позволил ему следовать за нами столько времени! Как ты мог, Кариб, как ты мог?
– Может, он умелый, – пожал плечами Кариб.
Вука погрозил ему тростью:
– Только что ты усомнился в разумности нашего соглядатая, а теперь уже присуждаешь ему титул «человека умелого». Нет ли тут противоречия? Впрочем, допускаю, что общая разумность и умелость в определенном виде деятельности не всегда идут под руку и даже, возможно…
Граф Цепеш, повернув голову, выдохнул в лицо Вуки струю дыма и велел:
– Сомкни свои бойкие уста, брат.
Чосер показушно закашлялся, выхватил из кармана платок, замахал им перед собой. И одним из движений платка будто смахнул с лица прежнее выражение, а с ним – и прежнюю свою личину. Место лукавого болтуна занял… Черт его знает, кто именно. Мне показалось, что я вижу каменную маску. Глаза Чосера сузились, превратившись в щелки. Скомкав платок в кулаке, он застыл, как статуя, позади брата. Бальтазар окинул его взглядом, снова повернулся к нам и продолжал:
– Ну а ты, девочка… Расскажешь что-нибудь, чего я не знаю?
– Я не такая болтливая, как этот тип, – отрезала она, недобро глянув на меня.
– Ты прибыла сюда на дирижабле. Тот самый аппарат, что атаковал баржу… Где он теперь?
– Улетел обратно.
– Что же это за дирижабль, который доставил единственную пассажирку так далеко – и сразу улетел?
– Я хорошо заплатила капитану.
– Ты заплатила и за то, чтобы он послал аэроплан бомбить баржу?