– А каким образом Флэшмен вообще сумел натравить волков на нас?
– Несмотря на свою трусость, он довольно опасный человек, имеющий связи на Востоке с самыми неожиданными людьми. И не только людьми. Чем и заинтересовал, видимо, профессора Мориарти, кем бы он ни был.
– У меня к вам одна небольшая просьба, маркиз.
– Для вас, граф, что угодно, – вполне искренне заявил Лафайет.
– Не начинайте работу по ученым, информацию о которых вы получили от Флэши, с профессора Преображенского. У меня к нему есть одно дело.
– Надеюсь, он переживет встречу с вами… – приподнял левую бровь маркиз.
– Я ничего не имею против него лично, – покачал головой я, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно. – Мне нужно переговорить с ним, не более того.
– Это я могу обещать вам с чистой совестью, – кивнул Лафайет. Он поднялся на ноги, протянул мне на прощание руку. – Рад знакомству с вами, граф, – сказал он. – Быть может, наши дороги еще пересекутся.
На этих словах маркиз изобразил неглубокий поклон и развернулся, направившись в сторону дворца. Я же еще несколько секунд провожал его взглядом, потирая саднящую с самого утра шею. Искренне надеюсь, что высказанное маркизом Лафайетом пожелание никогда не исполнится.
Уже скоро я вернусь в Москов и первым делом отправлюсь вовсе не на Николо-Песковскую улицу и даже не в Борцовскую слободу, чтобы сообщить Зангиеву о необычной судьбе его ученика. Нет, меня манила Пречистенка – хороший доходный дом за номером двадцать четыре, где в большой квартире живет и ставит свои опыты один из коллег доктора Моро – профессор Филипп Филиппович Преображенский. У меня в голове роилось слишком много вопросов, и я должен был найти ответы на них, чего бы мне это ни стоило.
Бородатый профессор был ниже меня ростом, однако в этот раз он глядел на меня сверху вниз, как и его долговязый ассистент с легкомысленными усиками. Оба уже успели облачиться в белые халаты и укрыть волосы под шапочками. Я припомнил, что профессор, представленный мне как Филипп Филиппович, сообщил при первой встрече, что поддерживает все новые тенденции в медицине, а потому готов принять белые халаты, лишь недавно вошедшие во врачебный обиход. Кажется, тогда я еще как-то глуповато и вяло пошутил, но насчет чего именно – уже не упомню. Тогда меня куда больше интересовало, возьмется ли профессор помочь мне или же откажет. Ведь как ни крути, а мое предложение было форменной авантюрой, да еще и не совсем чистой с точки зрения закона и медицинской этики. Однако азарт исследователя победил – и профессор согласился, хотя видно было, что это не слишком нравится ему. А уж ассистент его так и вовсе кривил лицо, пока я посвящал их в суть дела. Однако решение, конечно же, принимал профессор, а вовсе не ассистент.