Что же дальше? Полнейшая отстраненность?
Ощущение единства со вселенной?
Или я услышу громоподобный голос Всевышнего?
В каждой культуре есть то, что Уильям Джеймс назвал «вариациями религиозного переживания». Они достигают пика. Расцветают, когда Постоянная Волна задевает определенные струны в теменном узле, области Брока. Конечно, душа есть душа, и испытать подобные ощущения можно и в глиняном теле, но они не сравнимы с тем, что переживаешь в реальной плоти.
Или получаешь дополнительный день жизни, пройдя процесс омоложения? Может быть, именно поэтому Эней Каолин хотел уничтожить исследовательский отдел? Что, если при этом в искусственном человеке вспыхивает священная искра? Что, если дитто перестанут приходить домой для разгрузки дневных впечатлений, покинут своих архи и пустятся на поиски собственных путей к искуплению?
Что за невероятные мысли? Возможно, их спровоцировали мои визиты в церковь Преходящих. Или все дело в какой-то яркой агонии, вызванной поджариванием?
И все же я не могу отделаться от впечатления, что кто-то или что-то сопровождает меня в этом мучительном полете под звездным небом, держась то ли рядом, то ли внутри меня между опаленной огнем задней частью и обмороженным лицом. То и дело какое-то полуслышное эхо будто звало меня, требуя остановиться, повиснуть…
Колючий ветер немного стих, позволив мне взглянуть на проплывающие внизу плато и глубокие овраги, затаившиеся в тени освещенных опускающейся за горизонт луной возвышенностей. «Харлей» начал терять высоту, его прожекторы придавали вырванным из темноты лоскутам ландшафта некую суровую красоту. Черные впадины надвинулись на меня, словно зияющие утробы ненасытных чудищ, готовых поглотить меня целиком.
Взвыли маневровые двигатели, и столбы пламени, направленные вертикально вниз, заключили меня в огненную клетку. Мне пришлось укрыть глаза рукой, и держаться стало труднее. Пальцы постепенно отвердевали, поджариваясь и превращаясь в безжизненные отростки.
Что касается шума, то его выносить было легче. Наверное, потому что слышать я просто не мог. Держись, твердил внутренний голос, принадлежавший, вероятно, той части Альберта Морриса, которая так и не научилась сдаваться. Надо отдать должное старине Альберту. Упрямый мерзавец.
Сильнейшая реверберация встряхнула меня, как глиняную куклу. Что-то отваливалось. Пальцы разжались, и я упал.
Не пора ли воссоединиться с Землей?
…падение оказалось совсем недолгим. Похоже, я пролетел не более полутора метров и почти не почувствовал удара, когда моя закаленная огнем часть встретилась со скальной породой.