– А чем вы тут занимались? – поинтересовался мой коллега с наигранной беззаботностью.

Я вдруг понял, что его серьезно интересует, не строил ли я куры неприступной мисс Тернер. Да побойся бога, мальчик!

– Развлекал офицера Тернер байками из жизни потайных агентов, – объяснил я.

– Ужасно, – объявила Кейт. – Я еще понимаю, за что вы преследуете социалистов, но эти бедные обманутые филиппинцы…

– Кем, простите, обманутые? – полюбопытствовал я. Кейт смешалась.

– Своими лидерами… – предположила она.

– Так это и были лидеры, – объяснил я. – Заводилы.

– У нас, в демократической стране, такое невозможно, – с убеждением заявила Кейт. – Вы не имеете права подавлять законное стремление филиппинского народа к независимости.

– Стремление к независимости, – заметил я, – есть не что иное, как миф. Вся история человечества показывает, что величайшими в истории остаются как раз империи, составленные из мириад народов и стран. Вспомните Рим и Византию, вспомните империю Александра, Шарлеманя, орду Чингисхана, вспомните, наконец, Британию времен эпохи ее расцвета. И наоборот, стоит нации закичиться собственным величием, как это величие сменяется упадком. Нет, мисс Тернер, не убеждайте меня. Независимость народов не имеет исторических корней.

– Подождите-подождите, – горячо возразила Кейт. – Что значит – не имеет исторических корней? Соединенные Штаты на протяжении трехсот лет остаются независимой страной…

– Мадам, – несколько невежливо встрял я, – уж простите, что прерываю, но история Руси начинается от ее крещения – а это было почти тысячу лет назад. Великое княжение московское чуть моложе, но и оно начиналось, когда по американским прериям бродили только краснокожие дикари. В нашей истории было все – и великие победы, и позорные поражения, и избавление от почти неминуемой гибели. Что же касается Америки, – я почувствовал, что начинаю заводиться, – позвольте, я скажу откровенно. Ваша независимость рождена гневом лавочников и безумием монарха, ваши победы сводятся к избиению беззащитных, а ваша гражданская война была порождена конфликтом, который не мог возникнуть ни в одной цивилизованной стране, и тем паче – стать основой для войны, потому что ни один цивилизованный человек не мог выступить в поддержку рабовладения.

– Ну уж с этим позвольте не согласиться, – ехидно парировала Кейт. – Помнится, русские серфы в это время еще находились… э… как это правильно будет? – под ярмом.

– Да, – согласился я. – Крепостное право, так же, как и ваше рабовладение, просуществовало еще долго после того, как история вынесла ему приговор. Разница в том, что мы этим не гордимся. Кроме того, мы отклонились от темы нашей беседы. Мы ведь, кажется, говорили о независимости и государственной политике, верно?