– Бедный мальтшик, – с совершенно непередаваемой интонацией, что-то вроде полувсхлипа-полувзвыва, произнесла Кейт. – Как же над вами измывались.
– А ведь самое смешное-то, Кейт, – с ухмылочкой заключил я, – что всем этим жутким издевательствам мы подвергали себя абсолютно добровольно. Более того, с радостью.
Самое смешное, что это действительно правда. Может, мы были по-детски наивными, задуренными романтической дребеденью, которую из нас так успешно выбивали фельдфебели, мальчишками, так отчаянно пытавшимися доказать самим себе, что мы тоже можем! Чуть похуже, чуть менее ловко, но тоже можем так прыгать, стрелять, взрывать – ведь мы еще тогда не понимали, какие реки пота да и крови стоят за этим.
Но, ей-же богу, это были лучшие дни всей моей жизни!
– То есть как это «добровольно»?!
До этого момента мне не приходилось лицезреть ошарашенную Кейт. Удивленную, разозленную, злобно-усталую – но не пораженную до глубины души.
– Понимаете… – Я замялся. Очень трудно подобрать слова для объяснения того, что сам почитаешь естественным, как умение дышать. – У нас очень маленькая армия. Серьезно. То есть численно она не такая уж маленькая, но сравнительно с масштабами страны… Пятьсот тысяч на пятьсот миллионов – это мало. И комплектуется она исключительно на добровольной основе, причем добровольцев этих столько, что для прохождения срочной службы приходится выдерживать конкурс.
– Как?!
– В мой год было четыре человека на место. Правда, – сознался я, – мы все-таки достаточно известное подразделение. Не гвардия, не Пятая Берлинская, но все же. Так что отбирать есть из кого. Конечно, те, кто проходил базовую подготовку, как я, имеют преимущество. Но мы-то городские, а из уездов приходят парни, которые с шести лет на охоту с дедовской берданкой ходят. Мы – обученные, зато они к тайге куда ближе.
– У вас что, так много платят военным?
– Платят достаточно, – согласился я. – Но заработать по-другому быстрее и проще. При том, что резервисты вообще почти ничего не получают. Мне моих на бензин не хватало. И без риска, что пошлют на какую-нибудь А… – Я вовремя осекся.
– Тогда я ничего не понимаю, – созналась американка. – Что же вас привлекает в этой вашей армии? Возможность карьеры? Слава?
– Нет…
Мне прямо-таки мучительно не хватало слов.
– Как бы вам это объяснить попонятнее…
– Объясняйте как получится! – вспылила Кейт.
– Ваш народ, – начал я, – насколько я успел понять, иначе воспринимает армию. Ваша страна… она создана на захваченных у индейцев землях, причем захватила их не армия, а отдельные поселенцы, по десятине, по кусочку. И независимость вашу добыла не армия – ее тогда еще не было. Считать за нее отряды восставших селян – глупо, единственными серьезными военными там были французские добровольцы. А больше вашей армии и гордиться-то особенно нечем – ну, разве что парочкой мексиканских войн. Простите, но резню индейцев и участие в братоубийственной войне цивилизованному человеку трудно счесть поводом для почестей. А серьезных врагов у вас не было со времен той самой войны за независимость.