Я вспомнила Фелима немного отстраненно, но в то же время я чувствовала, что у меня остались какие-то следы вполне естественной привязанности к этому человеку. И Одер. Одера я старалась не вспоминать. Это было больно даже сейчас. Я признавалась сама себе в том, что я — убийца. Я могла даже сказать это вслух, и говорила это уже не раз. Но сознание своей вины, и признание, даже самое искреннее, ничуть ее не смягчило, наоборот: все стало намного острее. И поэтому мне каждое воспоминание об Одере давалось с трудом. Сейчас, поджидая конца разговора в гостиной, я позволила себе думать об Одере только с точки зрения разрешения моей новой проблемы. Проблема, как всегда, на глазах распадалась на несколько параллельных. Первая: связаны между собой все те, с кем я имела дело в различных реальностях? И если да, то где обитают аналоги Олега, Зинченко, Фелима, Одера и других? И вторая: если мне удастся восстановить эти связи, не будет ли это означать, что реальности — это не просто равноправные ниши, где могут обитать все, а каждая реальность — слепок с какой-то изначальной, причем люди не должны перемещаться туда-сюда и этим менять свое, уже кем-то определенное место в мирах. Может быть за такой самоволие и был наказан Первый мир. Тогда и мой побег из Первого мира — вызов законам мироздания. Ни больше, ни меньше.

Только при всей неотвратимости новой проблемы, все это были какие-то высшие сферы, о которых можно было порассуждать на досуге. В жизни вряд ли останется место для них.

Я залила в кофеварку литр воды и включила ее. Ребята должны были, наконец, завершить свой разговор. Я ждала этого, но никакого страха у меня уже не было, потому что даже если многое будет кончено, у меня все равно останется брат. И что бы он ни делал, я пойду за ним куда угодно.

Кофе уже был готов, и я налила себе полную чашку. Когда в коридоре послышались шаги Олега, я достала еще одну.

Олег вошел, присел на табурет, облокотился на стол и без слов следил за моими руками. Я налила ему кофе и поставила перед ним чашку. Не задавая ему вопросов, я села напротив и стала пить сама. Олег присоединился ко мне. Мы сидели молча.

— Послушай, — Олег явно мучился от того, что не знал, как ко мне обратиться. — Я все понял, но…

— Не называй меня так, как тебе не хочется… Зови меня Рэстой.

— Хорошо, Рэста, — с облегчением кивнул он. Его решение, видимо, казалось ему самому правильным, но от того, что он не захотел назвать меня катей, я ощутила все ту же тупую боль. — Объясни мне одно: выходит, Валерий Извеков — просто невинная овечка, которую использовали?