В Опытальне стало тихо. Такого хода никто, конечно, не ожидал. На надменном лице Зиги появилась улыбка неопределенного значения. Он был застигнут врасплох и не знал, что говорить. Толпа одобрительно загудела. Симпатии явно были на стороне изобретателя, и тут из-за спины Зиги снова вылез проклятый Рабик.
— Да извинит меня мой многоуважаемый коллега, — заговорил он келейным тоном, — если я выскажу одно небольшое возражение его идее.
Он обратился с постной мордочкой к Главному Сторожиле:
— Я вполне допускаю, что у моего жаждущего славы коллеги хватит терпения перенести побои и даже улыбаться при этом, особенно если в пилюлях содержится обезболивающее вещество.
— Нет там никакого обезболивающего! — выкрикнул Лаки. — Можете взять на анализ!
— …Но даже если его там нет, — не моргнув глазом продолжал Рабик, — то можно предположить, что подобный опыт будет говорить скорее о личных качествах изобретателя или его искусстве незаметно смягчать силу удара, нежели о действительных возможностях препарата. Поэтому доказательной силы его опыт иметь не может.
Произнеся всю эту ахинею, Рабик отступил, пряча в усах тонкую усмешку. И попал в цель! Легковерная аудитория сразу переменила настроение. Лаки с изумлением и горечью услышал одобрительные реплики: «А что, верно говорит! Молодец, Тушка!». Покивал, соглашаясь, Зига, благожелательно похлопав по плечу смышленого ученика.
— Мы примем к сведению ваш аргумент, господин, — сказал Главный Сторожила.
Его слова ранили Лаки в самое сердце.
— Каманна Главный Сторожила! — закричал он, чуть не плача. — Они вас дурачат, потому что вы не знаете, что такое боль! Да ни один человек на Астре не выдержит удара ремнем по голому телу! Такие люди жили только в эпоху Тьмы, это же все знают!
Он с ужасом видел, что слова его не доходят до сознания робота. Главный Сторожила сосредоточенно молчал, принимая, очевидно, решение. Назревала катастрофа. Отсутствие информации в памяти Мысливца серьезно осложнило все дело. Главный Сторожила мог отложить разбирательство, и тогда, считай, все пропало. Опытные интриганы подготовятся ко второму туру и утопят спор в словесной казуистике. Лаки был в отчаянии.
В ходе разбирательства наступил критический момент, и в этот момент на толпу сбоку наползла большая тень, сверху послышался тихий рокот. Лаки задрал вверх голову, и сердце у него радостно подпрыгнуло. Над двориком Опытальни зависла летающая тарелка с изображением совиного глаза на серебристом брюхе. Это появилась одна из многочисленных телевизионных ватаг, которыми изобиловал Свистун. Похоже, ватажники уже давно вели съемку с дальней дистанции, а теперь решили спуститься пониже.