— Мы с Мэри довольствуемся лепешками, — сказал он, — и плодами.

— Здешние фрукты годятся только для черных, — авторитетно сказал Томпсон, — желудок белого человека их не выносит.

Он энергично орудовал ножом и вилкой. У Томпсона были загорелое лицо и ярко-голубые маленькие глаза. Он, должно быть, промышлял слоновой костью, прежде чем податься в проводники, ни с того ни с сего подумал отец Игнасио. Такие всегда блюдут свою выгоду. Должно быть, этот лорд ему очень хорошо заплатил.

А вслух сказал:

— Это всего лишь дело привычки.

— Лечить этих дикарей, — дружелюбно поговорил лорд Аттертон, — благородное дело.

— Это белый. Он забрел сюда, истощенный…

— Но поправляется?

— Да, — сухо сказал отец Игнасио, — поправляется.

— Наша экспедиция с радостью примет его. У нас каждая пара рук на счету.

— Полагаю, для этого он еще недостаточно поправился…

Отец Игнасио вздохнул. Это было бы лучшим выходом, но подсунуть этим беднягам человека с дагором… И кстати, что за экспедиция? Возможно, они ищут гигантских обезьян? По словам черных, эти обезьяны в джунглях так и кишат, но ни одному белому не удалось увидеть их еще ни разу, вот странно…

— Сначала они целыми днями идут, не ведая усталости, — лорд Аттертон покачал головой, — и распевают свои песни, а потом ни с того ни с сего пугаются каких-то следов… Мне едва удалось их успокоить, но идти дальше они отказались наотрез. Просто бросили пожитки на землю и стали столбом.

— Все потому, что вы с ними обращались слишком мягко, сударь, — заметил Томсон.

— В результате пришлось почти все бросить… Только то, что мы могли унести на себе, только самое необходимое.

Отец Игнасио поглядел в окно. На противомоскитной сетке набухали дождевые капли. Двери в госпиталь были распахнуты…

— Наверное, с моей стороны это будет проявлением излишнего любопытства, — сказал он, — если я спрошу, что привело вас сюда?

Лорд Аттертон какое-то время колебался, с вилкой, занесенной над очередным куском, потом сказал:

— Мы ищем затерянный город. Вы ничего не слышали о затерянном городе, святой отец?

— Они тут даже слова такого не знают, — покачал головой отец Игнасио.