— Нам надо выполнять свой долг, а понимать не наша забота.
Машина остановилась на площадке у подъемника, сооруженного для туристов. В настоящее время часть замка арендовала супружеская чета: молодой барон Герман фон Пфердеменгес, внук удачливого банкира, пережившего благополучно две войны, его жена Хайде и сын Гюнтер, который и болел сейчас пневмонией.
Когда медсестра появилась в покоях четы фон Пфердеменгес, фрау Хайде только было хотела сообщить хорошую новость — у малыша упала температура, — но, увидев новую сестру, поинтересовалась:
— Фрау Анна не смогла прийти? Мы к ней привыкли, и маленький Гюнтер ее почти не боялся.
— Что ж, всем известно, какая легкая рука у фрау Анны. Сожалею, но сегодня она понадобилась в больнице. Меня зовут Ирма, и на мою руку еще никто не жаловался. Поверьте, фрау Хайде, малыш меня ничуть не испугается.
И в самом деле, когда они подошли к колыбельке, ребенок улыбался и даже тянул ручки к фройлян Ирме. А когда она сделала укол, ребенок даже не заплакал.
Пораженная баронесса призналась новой медсестре:
— Право же, фройлян, ваша рука куда легче руки фрау Анны. Все-таки мой малыш громко кричал после ее уколов.
— Я ведь вам говорила, госпожа фон Пфердеменгес.
Странное дело, когда Гюнтер вырос, он вспомнил этот свой последний укол. Собственно, ничего более из столь нежного возраста он не вынес. Но странность заключалась в ином — он помнил вовсе не «легкую руку» новой медсестры, а запах. Запах тяжелой сырой земли, запах могилы, исходивший от странного существа в белом; и тот ужас, когда оно склонилось своим огромным белым, бескровным лицом, в руках его холодно сверкнул металлический ящик, а когда мать перевернула мальчика на живот — ужасная боль пронзила все тело, и он куда-то провалился.
III
III
Впервые Гюнтер вспомнил визит медсестры, когда ему было лет шестнадцать. Воспоминание явилось во сне. С тех пор видение часто возвращалось, как правило, под утро, когда нельзя определенно сказать — спишь или уже нет. Обычно это случалось весной, в ту пору, когда распускаются почки. И сам запах весеннего пробуждения природы сделался для него отвратителен.
В восемнадцать лет юноша был определен в госпиталь бундесвера, на альтернативную службу, санитаром. Он сам так захотел. Перебарывая себя, выносил горшки и чистил уборные. Ему хотелось проникнуться, пропитаться насквозь вонью человеческих испражнений, гноящихся ран, перекиси водорода, медикаментов и сывороток. Он стремился убежать от запаха пробуждающейся природы, от запаха утренней росы и свежеразрытой могилы. В этом гибельном стремлении он дошел до синтетических наркотиков, которые изготавливались в том же самом госпитале. Лабораторию оборудовали такие же, как Гюнтер, альтернативщики — дети небедных родителей, оборудовали на свои средства. Может, они собирались сколотить начальный капитал, может, хотели основать секту и использовать наркотики в обрядах, а может, желали создать революционное движение, подкрепив его солидным аргументом. Гюнтеру до их планов не было никакого дела. Он искал способ избавиться от медсестры и вида нежной молодой листвы.