Хотя бы какое-то снисхождение.

— Как может верование, которое способствовало добродетельной жизни, быть заблуждением?

— Для добродетели достаточно места и в пределах Церкви, — дядя Дик, как всегда, уклонялся от ответа. — Нет нужды уходить за ее пределы.

Артур почувствовал себя ребенком, которому читают проповедь. В нем рос гнев.

— Место для добродетели? Это когда на протяжении веков Церковь была ответственна за кровопролития?

— Ты не должен порицать Церковь за грехи отдельных ее членов.

— Тогда не стоит наделять ее и добродетелью других членов! — Артур глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Спор может продолжаться вечно, пока один из них не догадается замолчать.

— Дядя, — сказал он насколько возможно спокойным голосом, — ты ведь пришел сюда не для того, чтобы спорить со мной о Церкви.

— Нет, — сказал дядя Дик, тоже более спокойным тоном. — Я пришел сюда ради иной цели.

— Какой же именно?

— Я пришел попросить тебя, чтобы ты воскресил Шерлока Холмса!

От неожиданного порыва ветра стекло задребезжало.

Это уж слишком. Артур вскочил на ноги, удерживаемый мистером Вентвортом и мисс Лоудер-Симондс.

— Да как ты смеешь? — прокричал он. Почему его дядя в первую очередь заботится о каком-то Шерлоке Холмсе? — Как ты посмел мне сказать такое?

— Весь Лондон был в трауре, когда ты убил его, — сказал дядя Дик. Можно было и не напоминать. Сдержанные при всех других обстоятельствах люди повязывали свои шляпы черными траурными лентами. Его засыпали не только негодующими письмами, но и соболезнующими.

— Признаюсь, — сказал дядя Дик, — мне самому нравился этот персонаж.

— Я не воскрешу его. Я не ребенок. Не нужно учить меня жить.

— Но когда ты ведешь себя неправильно, я должен сказать тебе об этом!

Артур открыл рот, чтобы возразить. Он сознавал, что повторяет старые доводы, но не мог остановиться. Он не хотел останавливаться. В конце концов не он первый начал.

Повторение старых доводов. Слова эхом отдавались в его голове.