Одновременно заработали все сто двадцать восемь антенн гигантской микроволновки, разогревая ионосферу над бухтой Линахамари под Мурманском. Эти антенны были настолько удачно замаскированы под сосны, что сколько Егор ни вглядывался в иллюминатор вертолета в том направлении, куда ему указывал Скворцов, все равно не мог ничего разглядеть, кроме обычного для этих мест леса из стройных корабельных красавиц. И только когда они вышли из «МИ-40», и крутившие карусель сопровождавшие группу «сушки» исчезли в облаках – он, подойдя к одному из «деревьев и пощупав его, воскликнул: «круто!»
Адмирал Ник Сандерсон стоял на капитанском мостике атомного авианосца «Моника Кондолизски», названного так в честь первой темнокожей женщины, ставшей президентом США, и улыбался. Улыбался, пожалуй, впервые за последние несколько месяцев. Настроение у него было отличное. А чего ему не быть таковым, если новости, поступающие сегодня с утра одна за другой, все были тоже отличными? Вернувшийся с Урала со своим звеном многоцелевых ударных вертолетов, капрал Хоугтон доложил о еще одном зачищенном от партизан русском городе, выскочивший из «F-38» капитан Поуп еще метров за тридцать до своего адмирала поднял вверх руку с двумя оттопыренными пальцами. Конечно, отлично. Это значит, что у этой проклятой русской группировки стало еще на два истребителя меньше. Еще немного, и можно будет начинать массированную высадку войск для окончательного…
Ах да. Еще звено Диксона не вернулось, но это только дело времени.
– Барнетта, – адмирал обернулся и щелкнул пальцами, – еще чашечку кофе.
Но что это, что это такое? Сандерсон проследил за направлением взгляда выпученных глаз Барнетты, да так и застыл. Облака в как всегда низком, сером небе на этот раз не были серыми. Они были как бы подсвечены сверху гигантской иллюминацией. Вскоре этот свет стал и вовсе нестерпимо ярким, словно вылупившийся из свинцовой завесы гигантский огненный шар отделился от нее и накрыл собой и авианосец, и расположившийся рядом фрегат, и значительную часть бухты Линахамари. Только адмирал этого уже не видел.
– Вставай, Мамай, ты все проспал, – сияющий, как новогодняя елка, охранник Леша тряс Ильшата за плечо.
– А! Что? Все уже кончилось? Мы победили?
– А як же. Ну ты и здоров спать.
– Иех, – Мамаев отвел руки за спину, – сейчас бы еще пожрать чего-нибудь.
– А вон иди в столовую, там как раз ваши чай пьют.
В столовой за покрытым клетчатой скатертью столиком сидели Егор, Волохов и Скворцов. Из носика алюминиевого чайника валил пар. Возле него стояла тарелка с печеньем и восьмисотграммовая банка с джемом.