– Он и не простил. Так я могу уйти?

– Свободен, – махнул рукой Курт.

Уже когда тот закрывал за собой дверь, Франк бросил вслед:

– Не заблудишься. Конвоир проводит. – Он помолчал, слушая удаляющиеся по коридору шаги, и уже серьезно сказал: – Я б на твоем месте засудил гада по полной.

– За что ты оказался в академии? – перебил его Курт и, перехватив удивленный взгляд, повторил: – С десяток лет назад – за что тебя взяли?

– За грабежи, – пожал плечами тот; Курт кивнул:

– А меня – за несколько убийств. Не мне говорить о праведности. Если бы когда-то «малолетнего гада засудили по полной», я бы сейчас рассуждал о добродетелях с каким-нибудь демоненком, сидя в кипящем котле.

Франк вздохнул, качнув головой, с растерянной улыбкой:

– Вот потому, похоже, ты получил Знак следователя, а я – всего лишь «состою при». Я такой богатой совестью не обладаю…

В келье лазарета повисла неловкая тишина; Франк то ли ждал ответа, то ли намеревался сказать еще что-то и подбирал слова, а Курт молча и хмуро смотрел на забинтованные руки. Когда снимут повязки, и в самом деле каждый взгляд будет напоминать о многом…

Безмолвие прервала вновь открывшаяся дверь; Франк вскочил, привычно вытянувшись, и вошедший остановился на пороге.

– Я помешал? – спросил он с улыбкой; бывший сокурсник поспешно сделал шаг к двери:

– Да ну, что вы, отец Бенедикт, я уже уходить собрался… – Он бросил взгляд на Курта и ободряюще кивнул: – Ерунда все это, в конце концов. Оправишься, встанешь, раны затянутся, шкура нарастет; ноги-руки-голова на месте, а остальное – мелочи. Бывай!

– Мне б твою жизнерадостность… – ответил Курт уже закрытой двери.

Наставник вздохнул, усаживаясь рядом, и покачал головой:

– Это не жизнерадостность, мальчик мой, это вольнодумство. Вольнодумство и легкомыслие.

– Да. И он сказал примерно то же; потому, по его мнению, он и не стал следователем…

– В самом деле? – покосившись на закрытую дверь, задумчиво переспросил наставник. – Стало быть, не зря воспитывали… Итак, я понимаю – тебе уже рассказали, что все подозрения с тебя сняты?

– Да. Спасибо вам, отец.

– Мне не за что. Ты невиновен и имени следователя Конгрегации не опорочил, потому и оправдан.