— Значит, я прав?

— В чем? В том, что женское общество предпочла мужскому? В том, что я не разделяю преклонения большего числа женщин перед «сильным полом»? Что не согласна с вашим господством в этом мире? Что в каждом из вас вижу противника? Скажешь, у меня на это нет оснований? «Женщина — лишь несовершенное животное»; «женщина скверна по своей природе»; «мир страдает из-за женской злобы»; «вид женщины красив, прикосновение противно»… Продолжить?

— Я продолжу сам, — возразил Курт. — Ты не завершила цитату. «Сношение с ней приносит смерть».

— Не для тебя. И, раз уж об этом речь — не мы в том виноваты. Отвечаем, как можем. Чего еще вы хотите ждать от женщины — покорности в ответ на ваши хозяйские замашки? Когда ты начинал свое дознание, ты ведь справлялся обо мне у студентов, что со мною общались, верно? Убеждена, что знаю, как они отзывались обо мне. Если выразить все их комплименты кратко: «Поразительно: женщина, а думает!» Для них сказать такое настолько естественно, что никто из них не счел оскорблением заявлять мне нечто подобное в лицо; и считалось, что они мне польстили! Умная женщина, способная поддержать разговор — нечто небывалое, точно говорящая лошадь. Нам возбраняют учиться, а после пренебрежительно отзываются о нашем разуме; нас содержат под замком, ограждая от внешнего мира, а после смеются над нашей слабостью; история девицы, падающей в обморок при виде мыши — это уже устоявшееся присловье… Любые отношения мужчины и женщины — это торг, и никакие высокие слова не меняют правды; а правда такова: мужчина старается купить подешевле, а женщина — продать подороже. Даже хуже — это словно осада города во время войны, когда сдача неминуема, но прежде, чем открыть ворота победителю, будущему хозяину, надо вытребовать себе как можно больше привилегий и вольностей. И к такому порядку вещей нас приучают с детства!

— Этим тебя прельстил твой таинственный наставник? — уловив мгновенное затишье в потоке ее гневной речи, спросил Курт. — Конкуренцией наравне с мужчинами? Равным отношением без поблажек и снисходительности?

— Что тебя так встревожило? — чуть сбавив злость в голосе, отозвалась Маргарет. — Я тоже могу блеснуть своими познаниями в тайнах человеческой души и сказать, что все твои проповеди — это заурядный страх за собственную шкуру.

— А я этого и не отрицал. И сейчас хочу услышать одно: а я — тоже противник? Я тоже часть враждебного мира, который надо покорить или уничтожить?

Маргарет улыбнулась — натянуто, но все-таки искренне, приблизившись и взяв его за руку.