— И такое встречается? — с недоверчивой усмешкой переспросил Курт.

— А ты полагаешь, искренне и до последнего преданные вере попадаются лишь среди тебе подобных?

— Маргарет, я ждал долго, — оборвал он, стараясь сгладить невольную резкость в голосе. — За ту неделю, что прошла со встречи с твоим тайным magister’ом, я выслушал массу теософских лекций и загадочных намеков. Ты обещала, что я буду знать все, но у меня до сих пор такое чувство, что меня продолжают водить на поводке, использовать меня вслепую, ничего не объясняя и по-прежнему держа в неведении. Ты что-то готовишь, твой таинственный наставник сказал мне, что ты «в скором времени обретешь силу»… Довольно. Я желаю знать, во что втянут.

— Ты по-прежнему думаешь, что мне что-то нужно от тебя, кроме тебя самого? — невесело улыбнулась Маргарет. — Все, что было, все эти, как ты их назвал, лекции — как раз для того, чтобы ты не был в неведении. Это — именно для того, чтобы ты знал все, как и хотел…

— Ты готовишь какой-то обряд, посвященный своей покровительнице, — перебил Курт снова. — Так?

Она нахмурилась:

— Что-то мне не по душе в том, каким тоном ты спросил это.

— Ты не ответила на мой вопрос, Маргарет. В обмен на какую жертву ты намерена просить силы и власти? Чем дольше ты уходишь от ответа, тем более у меня крепнут дурные подозрения.

— Боже! — засмеялась она, прильнув к его плечу и заглянув в глаза. — Неужто ты решил, что эту роль я отвела тебе? Ты серьезно?

— Если я скажу, что подобные мысли не посещали меня, я солгу, — полусогласно кивнул Курт. — Разубеди меня. Скажи, что я заблуждаюсь, и никакие жертвы твоей двуликой богине не нужны.

— Ей — не нужны, — не сразу отозвалась Маргарет, чуть отступивши от него и глядя в сторону. — Она сама может явиться по своему желанию. Сама может одарить своей силой…

— Маргарет, — требовательно произнес он, чуть повысив голос, и та, наконец, кивнула:

— Да, будет обряд. И будет жертва.

Нельзя сказать, что Курт не ждал этого — подозрения возникли давно и лишь упрочивались с каждым слышанным им словом, с каждым днем и каждым часом, а сейчас, в эту минуту, он понял внезапно, что ни на миг и не сомневался в том, что услышит именно то, что услышал. Не сомневался — и все равно на миг ладони похолодели, а во рту пересохло, точно в горячке. Что бы ни происходило в последнюю неделю с небольшим, какие бы перемены ни совершились в нем самом, на самый главный вопрос — готов ли он к такому повороту событий — Курт должен был ответить самому себе прямо, и от ответа зависело многое. И более всего пугало то, что ответ он уже знал, ответ уже был.