– Это
– Не уверен, – пожал плечами Курт и, покончив с рубашкой, улыбнулся, когда по синеющему на глазах телу чародея прошла короткая дрожь. – Зябковато тут, верно?..
Не уверен, и не просто не уверен –
– Вы все предсказуемы, – заметил чародей ровно. – Всего две линии поведения: запугивание и проникновенность либо же запугивание и равнодушие… с вариациями на тему злобности. Даже скучно.
– Это временно, – пообещал Курт дружелюбно. – Обожди чуть – скоро будет интересно. Знаешь, вы ведь тоже все одинаковы, – произнес он неспешно, пробуя острие ножа пальцем. – Вы тоже бываете исключительно двух типов: сопливые трусы, которые сознаются прямо на пороге допросной, и вот такие бравые ребята, которые, впрочем, также все рассказывают рано или поздно.
– Забываешь о тех, кто оказался вам не по зубам, – улыбнулся чародей чуть подрагивающими от холода губами. – О тех, над кем вы пеной изошли, но ничего не добились.
– Отчего же, помню, – возразил Курт серьезно. – Это
– Красноречиво, – признал тот. – Ужасающе. В твоей академии этому нарочно учат – как толкать речи перед допросами?
– Знаешь, что интересно?.. – начал Курт и резко, но неглубоко ткнул острием ножа в бок, царапнув по ребру. Чародей тихо вскрикнул, тут же закусив губу, и он кивнул: – Вот именно. Это меня и забавляет: после таких речей все корчатся, кричат и шипят, и где остаются все эти плевки в морду и надменные словеса?.. Разумеется, главное – результат, а именно – расскажешь ты все или так и умрешь в криках, но в некотором смысле молча; вот только ты ведь понимаешь, что этого я допустить никак не могу. Сдохнуть я тебе не дам. Просижу здесь день или три, если потребуется, но то, чем надо дышать, думать и говорить, оставлю в целости; а любой младенец знает, сколько всяких способов это сделать существует в арсенале инквизитора… Начальства моего здесь нет, и именно потому я так люблю работу на выезде – я свободен в действиях, и мне не нужно писать никаких запросов, чтобы, если вздумается, коптить тебя на полутеплых углях дня два.