Фон Люфтенхаймер держался неплохо, хотя нельзя было не увидеть, что относительное спокойствие дается ему нелегко. Фогт все еще пребывал в одной из комнат ратуши, не выказывая даже на словах желания покинуть ее и отделаться от общества двух бойцов, следящих за каждым его движением; однажды упомянутые бойцы пришлись как нельзя кстати, когда фон Люфтенхаймер, впав в буйство, вздумал бросаться мебелью в стены и собою – на пол. Будучи скручен по рукам и ногам, он утихомирился лишь через час, когда явившийся по срочному вызову майстер инквизитор повторил уже привычную процедуру с водой и четками. Идея Причастия по долгом размышлении была отринута как средство чрезвычайное и неведомо как могущее сказаться на претерпевающем терзания организме наместника.

С той минуты было решено поить фогта освященной водой регулярно, что дало весьма заметные результаты – всего за сутки фон Люфтенхаймер несколько оживился, словно воспрял, и однажды даже случилось увидеть подобие улыбки на его лице. Бойцы зондергруппы, однако, в своих отчетах за дежурство подле спящего наместника продолжали упоминать о том, что ночами тот скрежещет зубами и вскрикивает, поминая имя погибшего мастера, неясно, правда, с какими именно эмоциями.

В часы бодрствования, тем не менее, фогт пребывал в относительном благополучии, выдержав даже длительный разговор со священником, в коем выразил непременное желание похоронить свою трагически погибшую дочь на кладбище Ульма. Замок вместе с его землей как res fiscales[214] не мог служить вечным прибежищем, ибо было бы по меньшей мере странно, случись какая перестановка во властных кругах, оставлять будущему владельцу вместе с яблонями и кладовыми тела́ бывших хозяев. Пуститься же в продолжительное путешествие по германским землям, дабы захоронить погибшую во владениях семьи, есть труд тяжкий и опасный, взваливать который, учитывая обстоятельства, господин наместник ни на кого не пожелал. Вообще говоря, отделаться от фальшивого тела таким образом было бы выходом наилучшим – это избавило бы от необходимости терять время в церкви, платить гробовщикам и выводить все еще не совсем здравого фогта в толпу, однако мысль отнять от себя хотя бы одного бойца зондергруппы Курту приходилась не по душе. Даже если занятый одним из наемников гроб попросту спалить где-нибудь далеко за стенами, увезшим его бойцам в городе все равно нельзя будет появиться. Вверить же его заботам людей со стороны, пусть даже тысячу раз идеальной прислуге фон Вегерхофа, было опасно: поручиться за то, что те из любопытства не сковырнут крышку, не мог никто.