Курт медленно придвинул к себе клетчатую доску, сложенную вдвое, словно книга, и осторожно расцепил скрепляющую две половинки маленькую застежку, рассмотрев фигурки, такие же крохотные, с полмизинца, лежащие рядами внутри и отливающие желтизной старой кости.

– Не могу, – вздохнул он, наконец, с сожалением, снова закрыв верхнюю половину, и стриг поморщился:

– Absurdités que tout ça[229]. Это просто куски костей, проволоки и эмали.

– Эти куски стоят дороже меня самого со всеми потрохами…

– Ну, – оборвал фон Вегерхоф, – брось корчить целку, которая из подаренного ей букетика делает далеко идущие выводы. Просто возьми эту штуку, и все.

– Спасибо, – помедлив, согласился Курт, аккуратно убирая набор в сумку, и поднялся. – Только вот что: ходи осторожней. Помнится, однажды я уже получил один подарочек; и где теперь его бывший владелец?

– Soit[230], попытаюсь в ближайшее время не оказаться еще одним твоим небесным покровителем, – кивнул стриг, тоже вставая и пожимая протянутую руку. – Удачи, Гессе. С тобой было интересно работать. Не скучно – это точно… Провожать не пойду; ты знаешь, где выход.

* * *

От дома фон Вегерхофа Курт пересекал людские потоки уже сидя в седле – последнее место, требующее посещения перед тем, как покинуть город, находилось вдалеке от дорогих улиц. Трактир, где обитал Раймунд фон Зиккинген, сегодня был многолюден и шумен – еще не разъехались все те, кто сбежался в Ульм ради зрелища казни, совершившейся три дня назад. Однако тевтонец, сам же и просивший о встрече, исчез, оставив майстеру инквизитору через хозяина свои извинения и заверения в том, что все вопросы, каковые он намеревался задать, разрешились сами собою. Столь неблагородному поведению Курт не удивился и не опечалился, и без того поняв, в чем было дело, ибо встречу рыцарь назначал за день до отъезда отца Альберта. Святой же отец наверняка потребовал от него установления связей с орденом более тесных, нежели это было прежде, а также прямой связи с магистром, что в перспективе грозило обернуться потерей некоторых свобод для тевтонского братства, а для самого фон Зиккингена – большим втыком от начальствующих чинов. Разговор явно должен был перетечь в просьбы посодействовать и оказать влияние на отца Альберта, дабы отговорить его от этой затеи. Но то ли тот перед своим отъездом убедил рыцаря в ненужности подобных действий, то ли фон Зиккинген и сам осознал, что это бессмысленно, однако разговора не сложилось, чему Курт был отчасти даже рад.

Изложив переданное майстеру инквизитору послание, хозяин, помявшись, осведомился, не желает ли тот чего-либо, и Курт махнул рукой на дальний стол у стены, единственный почти пустой, занятый лишь доедающим свой завтрак путешественником: