Ну… наверное.

Тогда послушай меня. Я не могу ничем тебе помочь. Хотела бы, но не могу. Однако есть и другие… шестеро, если точнее. Шесть человек, которые испытывают страх, как и ты. И есть одно место… я бы хотела, чтобы вы туда отправились.

Значит, шесть человек, с которыми я никогда не встречался? Сколько им лет?

Вы все одного возраста.

Нет, я не согласен. Вы меня не заставите.

А вот твои родители не против. Я уже спросила их. Мне кажется, они просто немного устали от того, что нет никакого прогресса. Сто шестьдесят семь сеансов. Больше двух лет. Ты же сам видишь, Уилл, я не могу помочь тебе. Но знаю того, кто может.

И где же это место, в которое я вообще-то не собираюсь? И кто эти люди, с кем я не хочу встречаться?

* * *

Тут вспыхнул экран её телефона, и доктор Стивенс отвернулась, а я продолжал на неё смотреть. Это была высокая худая женщина лет сорока, довольно приятной внешности. Светлые волосы, очки в оправе, придающие ей умный вид, — есть на что поглядеть. Один зуб слегка выдавался вперёд и немного портил в целом красивое лицо, но от этого оно казалось ещё более естественным. Словно это был последний штрих, завершающий общую картину.

Извинившись, доктор Стивенс вышла из комнаты, находившейся на третьем этаже перестроенного таунхауса. Кроме неё, в этом здании вели приём ещё трое консультантов. Дверь она оставила приоткрытой на несколько дюймов; я услышал, как громко скрипнула под её ногой четвёртая ступенька сверху, а потом с тихим стуком закрылась входная дверь. Видимо, она вышла на крыльцо, чтобы с кем-то поговорить. Из соседнего помещения доносилась тихая монотонная речь, похожая на мурлыканье кошки. Я встал с кресла.

Наши сеансы длились уже так долго, что могло создаться впечатление, будто доктор Стивенс мне тётя или старшая сестра. Иногда во время бесед она обедала; иногда выходила в уборную или спускалась на кухню, и я пользовался этими перерывами, чтобы порыться в её вещах. Скрип четвёртой ступеньки служил для меня сигналом тревоги.

Ну что ж, сама виновата — не надо было оставлять меня одного. И запугивать меня тоже не стоило. Шарить на её столе стало для меня чем-то вроде дурной привычки, подобно краже газеты с прилавка в магазине: вроде и не собирался её читать, а потом она вдруг сама обнаруживается в кармане. С тайнами всегда так. Они накапливаются, накапливаются, наваливаются друг на друга, а потом приходится следить, чтобы вся конструкция не разрушилась, как карточный домик.