– Зачем же вспомнить? – отозвался сероглазый. – Можно и лучше. Заодно и покончим с этими давними спорами. Только все это напрасно.

И он, будто что-то вспоминая, прикрыл веки.

– Не смейте этого делать, – неожиданно веско сказал дон Диего, глядя на него. – Во-первых, это просто запрещено. Во-вторых, это бессмысленно. Вы меня слышите? Не смейте этого…

Палач опустил руку с факелом. И в этот момент сероглазый внезапно выпрямился и, словно стряхивая с пальцев невидимую воду, резко выбросил пальцы правой руки.

Словно тяжелый вздох пронесся над площадью. И стало очень тихо.

Собравшейся с утра толпы больше не было. Вместо нее площадь заполняли дети. Море детей. Они стояли, щурясь от яркого солнца, и на их лицах не было ничего, кроме недоумения. Лет пять-шесть, не старше. Мальчики и девочки. Одетые так, будто они пришли поиграть во взрослых. Крошечные костюмы ремесленников, потрепанные одежды крестьян, мундиры солдат, нарядные платья знати, рясы монахов сплетались в пестрый узор. А в центре площади, которая теперь казалась еще огромнее, стоял у столба мальчик со связанными за спиной руками. С его длинного, до пят, санбенито смотрели ехидные смеющиеся рожи. Ветер ласково шевелил каштановые волосы. По перекосившемуся сморщенному лицу видно было, что сейчас он заплачет.

Ставшая очень высокой стена поленьев у столба отделяла его от группы детей в черном. Возле них, широко расставив ноги и с трудом удерживая факел, стоял крепко сбитый лобастый мальчик в костюме палача. Он не отрываясь смотрел на столб и шевелил губами. Площадь безмолвствовала – только вдалеке поскрипывала мотающаяся на ветру створка ставен да всхрапывали стреноженные лошади.

– А-а-ааа… А-а-ааа… – вдруг протяжно и тонко закричал мальчик у столба. – Ма-ма!

Как будто не было этого всеобщего оцепенения – площадь мгновенно пришла в движение. Мальчик-палач, отбросив факел, принялся разгребать хворост. От дрогнувшей группы в черном отделилась фигурка и, волоча за собой тяжелое распятие, кинулась к нему на помощь. Остальные бросились врассыпную.

– Мама! Мама! – Всхлипывания толпы уже сливались в многоголосый плач. Кто-то громко завизжал.

– Хватит! Сейчас начнется давка! – страшным шепотом сказал мальчик, стоявший на месте дона Диего.

Рослый сероглазый мальчуган кивнул и, не отрывая взгляда от того, что происходило у столба, снова стряхнул невидимые капли.

– Ну, дела, – прогудел низкий бас мясника, когда гул немного утих и стали слышны отдельные голоса. – Спаси и сохрани, Господи… Спаси и сохрани.

– Как же это? – слышалось вокруг. – Ведь дети были, дети!