– Айвентбайзекарэндсадденлитапиредхэ.

– Собака и то понятнее лает, – вздохнул Куцый и еще сильнее замахал рукой. – Иди-иди. И на меня. На меня давай.

– Ес, – отчего-то обрадовался придурок и побежал по минному полю. Хороший придурок, свежий. Еще не обтрепался и на солнце не обгорел. Только рожа покраснела, но кожа клочьями слезать еще не начала. И одежда пока новая: синие штаны, рубашка. Только вот рубашка плохая, с коротким рукавом. Нельзя в такой рубашке под солнцем ходить. Бежит и ведь лопочет что-то. А ботинки новые, блестят. Хорошие ботинки.

– Вэлнаайвилэксплэйнэврисинтуюайнидтукомюникейвиз…

Наступил-таки. Щелкнуло так, что сразу стало ясно, не все еще перепахали кроты, уцелела красавица. Во всю мощь рвануло, Куцый даже с бункера свалился. А когда вновь поднялся, да землю с себя стряхнул, придурка уже не было. И то сказать, тут бы никакой оживляж не помог. Да и стоило бы тратить его на придурка? Теперь, главное, пока Ленивец будет из бункера вылезать, первым до останков добраться. Идти да принюхиваться, мало ли мин могли на взвод встать?

Перешагнул Куцый через проволоку и пошел, сберегаясь, вперед. Вот рука придурка валяется. Обычная рука, в крови. Правильно говорил Панкрат, что в основном придурки ничем не отличаются от нормальных людей. Но этим-то они и опасны! «Представь себе, – говорил Панкрат, – что поселковые собаки все стали придурками. То есть перестали вилять хвостами, кости с земли подбирать и банки облизывать, а вместо этого стали разговоры с тобой разговаривать, за стол садиться и одежду носить?»

Нет, это никуда не годилось. Ладно бы еще Шарик, который у мамки под домом жил. Ну знал бы с десяток слов, и ладно, а за стол, да еще и в одежде, – не нужно такого удовольствия! Да и десяток слов лишком был: с десятком Шарик такое мог мамке рассказать, что сам Куцый бы забыл все слова сразу.

Так, вот еще одна рука, а от ног ничего не осталось. Разнесло все. Ботинки в клочья, не повезло Ленивцу. И от черных глаз тоже одни осколки, а вот колпак, вроде, уцелел. Только вымок, потому как в траншею отлетел. Однако, если этот навес не над ухом ставить, а надо лбом, то и симметрия не нарушится.

– Нет ботинок, – развел руками Куцый, возвращаясь к бункеру.

– Ладно, не зима вроде. Потерплю до следующего придурка, – вздохнул Ленивец и тут же засмеялся: – А ты, Куцый, и сам как придурок в этом колпаке!

И неделю не проходил худым Ленивец – опять на нем комбез трещит. Скоро бункер затрещит. И когда только отожраться успел? Или все-таки вскрыл ящик с гречкой?

– А ну-ка, Куцый, скажи что-нибудь, как этот придурок лопотал, я чуть не лопнул от смеха в бункере.