— Извини, сынок. Никак не мог попасть домой. — Он взял его на руки и прошел в дом, захлопнув дверь ногой, уложил Дэвида в кровать и заглянул в спальню, где Викки, лежа совершенно неподвижно, делала вид, что спит. Мысль о том, что он сейчас сможет забраться в теплую постель и отдохнуть, вместо того чтобы торчать на улице в темноте, мгновенно растопила его холодную злость. Он быстро разделся и лег под одеяло, затем протянул руку и обнял знакомые плечи. В ту же секунду Викки вскочила с кровати, отпрыгнула в противоположный конец комнаты и замерла — в переливах лунного света ее обнаженное тело казалось еще более желанным.

— Не смей ко мне прикасаться! — Голос холодный, надтреснутый, как лед.

Хачмен сел.

— Викки, в чем дело?

— Не трогай меня и все! Я буду спать в другой комнате.

— Что на тебя вдруг нашло? — Хачмен старался говорить спокойным тоном, понимая, что слишком многое поставлено на карту. На самом деле он отлично знал, что происходит: тут же всплыли дрожащие воспоминания о прежних прогулках по этой секции выставки с названием «семейная жизнь». «Да как ты смеешь даже думать, что у меня с головой не в порядке? По-твоему, женщина сошла с ума, если она не желает, чтобы в ее дом занесли грязную болезнь и заразили ее и ее сына?» Но дело-то как раз в том, что он не мог сказать: «Да, мол, я прекрасно понимаю, что у тебя на уме». Викки сражалась как гладиатор с сетью: раскидывала сеть и всегда держала наготове трезубец. Стоит что-то сказать, и она сразу обратит его слова в признание вины.

— В другой комнате ты спать не будешь, — твердо сказал Хачмен.

— Здесь я тоже спать не буду. Пока.

«Пока я могу заразить тебя грязной болезнью», — перевел Хачмен, чувствуя, что сеть снова летит в его сторону. На этот раз он уклонился, просто промолчав, затем встал и двинулся к ней. Викки выскочила из спальни, и до Хачмена лишь секунду спустя дошло, что она свернула направо, к прихожей. Он прошел следом в короткий коридор. Открылась входная дверь и впустила волну холодного ночного воздуха, с безразличием ощупавшего его с головы до пят. Викки стояла во дворе, в центре лужайки.

— Не смей ко мне прикасаться! — крикнула она. — Я лучше на всю ночь здесь останусь.

— О боже! — громко произнес Хачмен, обращаясь к самому себе: — И что теперь делать?..

Викки хорошо бегала, и он вряд ли догнал бы ее, даже если бы решился броситься вдогонку и, возможно, привлечь внимание соседей. Хачмен вернулся в дом, оставив дверь приоткрытой, и прошел во вторую спальню. Немного позже он услышал щелчок замка, и на мгновение у него вспыхнула — аж защемило сердце — надежда, что вот сейчас Викки, замерзшая, придет к нему искать тепла. Но она ушла в другую комнату, оставив его наедине с его горечью.