Помощник нехотя отступил и медленно отошел снова к столу, где, притихнув, сидел Хагнер; торговец шевельнулся, то ли попытавшись снова сесть, то ли ступить вперед, и Ван Ален качнул головой:

– Не рыпайся, Феликс. Оружие не мое, непривычное, не дай Бог выстрелит. Я очень хочу просто положить его снова на стол, а это я смогу сделать, только если все будут спокойны и благоразумны.

– Дельная мысль, – согласился Курт. – Присядьте подле своего очередного единомышленника, господин фон Зайденберг, не пытайтесь продолжить. В Макарии приемам обучают по преимуществу подлым, и клинок в них не занимает главенствующие позиции, чего о знаменитой рыцарской выучке не скажешь.

– Верните мой меч, – потребовал рыцарь тихо, и он кивнул:

– Я ведь сказал, что верну. Сперва присядьте, дабы ни у кого из нас не было необходимости держать оружие направленным друг на друга.

– Откройте, откройте, откройте! – прорвалось снова, перемежаясь грохотом кулаков в тяжелые доски, и взгляд рыцаря снова сместился к порогу.

– Элиас! – жестко окликнул Курт, и рыцарь растерянно застыл, не зная, как ответить на фамильярность. – Послушайте меня, – продолжил он снова чуть мягче. – Присядьте. Просто присядьте, и давайте-ка мы все успокоимся. Ваша одинокая дама никуда не денется – ей некуда.

Несколько долгих мгновений в трапезном зале пребывали неподвижность и всеобщее молчание, в котором слышались все продолжающиеся призывы из-за запертой двери.

– Боже, она сведет меня с ума! – простонала Мария Дишер, пронзив безмолвие, точно острая сапожная игла, и Курт, снова отступив к порогу, вновь выкрикнул в темную створу:

– Я все равно не открою – как бы ни просили! Это последнее слово! Уходите!

Стук смолк так же внезапно, как и возник две минуты назад – теперь тишина была полной, и в ней слышно было лишь, как завывает ветер за ставнями и в трубе.

– Как это жестоко, – прокричал все тот же голос снова, но теперь в нем не было ни тени усталости или страдания – голос звучал уверенно, насмешливо и чуть раздраженно. – Разумно, но жестоко. Бросить несчастную женщину одну, в метели, на растерзание тварям – разве это достойно инквизитора?

Взгляд фон Зайденберга напротив окаменел, и багровое пятно от удара на виске стало видимо еще явственней и ярче на медленно бледнеющем лице.

– Что она сказала?.. – растерянно переспросил трактирщик.

– Вот черт… – проронил Ван Ален шепотом и вдруг сорвался с места, позабыв о торговце, как и все, застывшем в неподвижности.

По лестнице, поднимающейся к галерее, охотник взвился, едва не споткнувшись, все так же бегом бросившись к бойницам.