Мифани и Шонте обернулись на дверь, а потом обменялись тревожными взглядами.

– Как тут все запущено, – высказалась Шонте. – Видишь их лица?

– Только частично – где нет этой массы. Они как будто завернуты в балахоны из какой-то грязи. – Мифани содрогнулась. – Как думаешь, что нам делать?

– Ну, я не думаю, что тебя звали эти ребята, – проговорила Шонте задумчиво. – Они вообще, кажется, не понимают, что поют. И вообще ничего не понимают.

– Значит, это кто-то другой?

– Проверим другие комнаты.

Они двинулись дальше по коридору. В каждой комнате встречалось по группе людей, поющих в унисон и смотрящих отсутствующими взглядами. Среди них были мужчины и женщины всех возрастов – и все уложены аккуратными рядами. Даже в ванной оказалось четверо, с лицами, покрытыми пушистыми корками мха. Мифани осторожно шагнула туда и медленно приблизилась к лежащим. Не обращая внимания на упреждающий шепот Шонте, она наклонилась над ближайшим певцом.

Это был мальчик. Подросток. С пухлыми щеками и размазанными под носом усиками – очевидно, пытался выдать себя за совершеннолетнего, но потерпел неудачу. Взгляд его был устремлен к чему-то несуществующему, зрачки – сужены до булавочных головок.

– Шонте, ему от силы лет четырнадцать. Боже мой, я даже сейчас слышу, как у него голос ломается! – Она с отвращением поднялась и оглядела остальных. – Да они тут все такие юные, что им и счет в банке не открыли бы.

– Зато стать одержимыми – запросто, – заметила Шонте.

Мифани протянула руку к лицу мальчика, медленно набрала в грудь побольше воздуха и наконец коснулась указательным пальцем его переносицы.

Она выплыла в океане ощущений – в основе естества бедного мальчика. Но там, где она ожидала сложного потока образов, вкусов, звуков – все оказалось заглушено. Вокруг перемещались лишь слабые токи, позволявшие ощутить смутное осязание температуры в ванной, отдаленный стук ботинок Шонте, запах дезодоранта Мифани. Но все это, относящееся к окружающему миру, он лишь едва замечал.

Взамен – всепоглощающее присутствие пения, расходящееся эхом и грохочущее со всех сторон, будто гром. Оно притягивало к себе всё и вся. Через него Мифани ощущала пульсы поющих, каждого по отдельности. Каждый, кто находился в доме и пел, был соединен с остальными. Она ощущала призыв – он давил на нее, ее пытались притянуть к себе. Мифани сделала усилие и высвободилась.