– Ладья Томас, ваш кофе прибыл.
– Замечательно, Ингрид. Заноси. – Мифани вернулась на линию Правщика и аж отшатнулась от шквала бельгийской ругани образца семнадцатого века.
Телохранители открыли двери, и в кабинет вошла Ингрид с большой чашкой кофе и новым мобильным. Услышав крики, она застыла на месте. Несмотря на то, что бельгиец говорил на своем языке, было очевидно, что речь отнюдь не была любезной и совершенно не относилась к деловому общению. Ингрид осторожно приблизилась к столу.
– Это как-то связано с тем Граафом Эрнстом фон Сухтленом, о котором вы спрашивали? – прошептала Ингрид, расширив глаза от бранного потока, льющегося из динамика.
– Нет, это его партнер, у которого нет кожи, – объяснила Мифани, нажимая на кнопку отключения звука и вожделенно глядя на кофе. – Они с ним – шефы Правщиков. Вот этот подстерег меня вчера вечером и потребовал узнать, куда делся его партнер.
– Вы общались с Правщиками? – воскликнула Ингрид. – Почему вы не отследили звонок?
– А мы это умеем делать? – спросила Мифани изумленно.
– Пока вы на линии – да, – ответила Ингрид.
– …и я обрушу ужас прямо сейчас! – прокричал де Леувен, перейдя на английский, и тут же бросил трубку.
– Ну а что вы от меня хотите? – огрызнулась Мифани. – Я гений администрирования, но не телекоммуникаций.
– Так что мы теперь будем делать? – спросила Ингрид.
– Не знаю, может, будем ждать, когда грибок затянет Котсуолд[28]? – предложила Мифани раздраженно.
В этот момент зазвонил телефон, Ингрид пошла было за трубкой, но нашла лишь пустую базу.
– Где трубка? – спросила она.
– Выбросила в розы, – ответила Мифани, нажимая на кнопку громкой связи. – Алло? – устало проговорила она.
– Это Грааф Герд де Леувен, – произнес голос безкожего бельгийца.
– О, здрасьте, – сказала Мифани, активно жестикулируя Ингрид и опрокидывая свой кофе. Ингрид впопыхах стукнулась голенью о скамеечку для ног и заковыляла из кабинета к своему телефону. Драгоценный кофеиновый нектар, разлившись по столу Мифани, пропитал документы государственной важности и окружил ее новый мобильный. Она издала слабый стон и с помощью своего ламинированного пропуска попыталась соскрести немного напитка в чашку.
– Мне заметили, что я, возможно, повел себя опрометчиво, – сообщил де Леувен. – Учитывая это, хочу сказать, что первоначальное предложение, в котором был установлен срок три дня, снова в силе.
– Три дня с этого момента? – спросила Мифани, приостанавливая свои потуги по восстановлению кофе.