— Хм, надеюсь, она не капнет никому на голову этажом ниже.

— А она может проесть перекрытия насквозь? — спросил я.

— Конечно! Она же сильнее черной ртути!

Он знает, что говорит. Мозенхайм изобрел черную ртуть.

Пока Себастина сидела в кресле, прикрыв глаза, алхимик вернулся на прежнее место и устало закрыл лицо ладонями. У старика уставали глаза, годами он жил в дыму едких испарений, сидел в полумраке, требуемом для алхимической реакции, опять же ослепительно-яркие вспышки и то, что он постоянно забывал натягивать на глаза гоглы… При этом он производил расчет веществ практически на глаз. Я был на нескольких его лекциях и с удовольствием следил, как аудитория из сотни молодых студентов зачарованно следит за его манипуляциями, заполненными каким-то подобием уличной магии. Ловкость рук и абсолютный глазомер. Мозенхайм мог одновременно выполнять работу пяти алхимиков, то есть работал в пять раз быстрее любого из коллег, за счет того что никогда не путал реагенты и не пользовался мерными емкостями или алхимическими весами. Легенда в своем кругу.

— Чуть не забыл. — Я вынул из кармана плаща конверт. — Мой друг порывался приехать, навестить свое самое любимое учебное заведение в мире, но он пока еще не оправился от болезни, так что я его остановил.

— Ваш друг? А! Бриллиант! — Мозенхайм искренне обрадовался и взял конверт с улыбкой. — Не забывает. Он действительно назвал наш университет самым любимым?

— Он часто говорит именно так.

Вообще-то Инч называл своими любимыми и университет, и Корпус, но старику приятно считать, что именно университет Инчиваль любил больше. Говорят, Мозенхайм видел моего друга своим преемником, хотя профессорское сообщество побаивалось Инчиваля. Заканчивая обучение, Инч не превзошел в своих алхимических умениях лишь самого ректора, потому что оба были гениями, только человек родился лет на двадцать раньше и имел соответствующую фору.

— Я надеялся, что когда-нибудь он сможет исправить мои ошибки. Инчиваль л’Файенфас. Я даже думал о том, что он смог бы примирить нас с магами. Представляете, студент алхимик и адепт магических наук в одном человеке. То есть тэнкрисе. Связующее звено. Но юношу потянуло на войну, на подвиги. Тогда я понял, что и его голова будет занята войной. Он ведь из ваших, а вы все, уж простите, разрушители по природе.

— Не за что просить прощения. Мы все разрушители, это правда, и все мы любим оружие. Чем смертоноснее, тем лучше.

— И все превращаете в оружие. — Старик читал письмо, сильно щурясь, и говорил со мной одновременно. — Я создавал черную ртуть для горных работ. При необходимых модификациях состава она уничтожала камень, землю, шлак, не трогая драгоценные породы, металлы, минералы. Никаких больше взрывов метана, никаких обвалов, а уж как можно было бы менять ландшафт! Представляете себе огромную чистую яму, на дне которой валялись отполированные самородки и целые нетронутые киркой жилы драгоценных камней? А потом пришли таны из высшего военного командования и армейские, с позволения сказать, алхимики. И они сказали, а давайте будем наполнять вашей ртутью гильзы, отлитые из алхимического стекла, и введем в употребление как альтернативу разрывного парометного снаряда, только для легкого оружия. Представляете, какая прелесть — армия, стреляющая патронами, уничтожающими противника с одного выстрела, какую бы броню он на себе ни носил, и это без паровых котлов или другого тяжелого дорогостоящего снаряжения! Тогда наша пехота смогла бы не только уничтожать врагов, но и наносить значительные повреждения оборонительным постройкам. Ха! У них были такие планы! А все разбилось о дороговизну проекта.