Теперь вопили обе трибуны: одни подбадривали наездника, другие — невольно спешившегося. Всем было ясно, что хромой не успевал к спасительной горке, — мотоциклист, держа в руке изготовленную плеть, несся прямо на него. В последний момент хромой на удивление быстро отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от рассекшей воздух в сантиметрах от его лица плети, и выбросил правую руку в направлении уже начавшего удаляться мотоциклиста. Меч оторвался от его руки и, пролетев десяток метров, воткнулся в спину соперника. Трибуна справа взревела. Мотоциклист упал на руль, мотоцикл резко свернул влево и завалился набок, выкинув наездника из седла, завертелся на месте волчком и заглох, испуская пар.
Не обращая внимания на толпу, хромой неспешно подошел к поверженному противнику, посмотрел на него несколько секунд, потом буднично извлек из мертвеца меч, отряхнул кровь резким движением и, наклонившись, отер лезвие о край его куртки. Выпрямившись, гладиатор вернул меч в ножны и, встав ровно, посмотрел в сторону Иеремии.
Под шум толпы на арену вышел врач и, осмотрев поверженного, знаком подтвердил смерть последнего. После чего сквозь шум толпы прорвалась барабанная дробь. Звуки барабанов становились громче, ритм ускорился, перейдя на бласт-бит. Наконец, шум толпы стал смолкать, и вскоре над стадионом звучали только удары барабанной установки, которая была на другом конце стадиона, прямо напротив правителя. Ритм напоминал звук двигателя мотоцикла. Дойдя до предела скорости, барабанщик остановился, и над стадионом повисла тишина. Внимание десяти тысяч собравшихся на зрелище граждан было обращено к правителю.
Король встал (обе Королевы последовали его примеру) и не спеша, в сопровождении жен, спустился по лестнице на невысокий, едва приподнятый над полем, помост. Гладиатор на поле двинулся ему навстречу.
Иеремия выставил вперед правую руку, сжав пальцы в кулак, потом отвел в сторону большой палец, держа его горизонтально, и резким движением повернул кулак, указав пальцем в небо. При этом жесте Короля над стадионом поднялся такой рев, в сравнении с которым все предыдущие крики и визги были легкой разминкой.
Генерал Харрис — глава тайной полиции и друг детства Иеремии подошел к правителю после представления. Генерал имел взволнованный вид, что было весьма странным для этого невозмутимого как гранитный памятник человека, знавшего обо всем, что происходило в Полисе и далеко за его пределами.
— Что-то случилось, генерал? — поинтересовался Иеремия.
— Государь, я должен с вами срочно переговорить. Это не терпит отлагательств, — сказал Харрис. — С вами