Лиза была бы совсем не прочь послушать венценосные сплетни, однако Иван увлёк Ищеек в конюшни, располагавшиеся под трибунами. В такой конюшне Лиза и сама не отказалась бы получить стойло для постоянного проживания — повсюду хрустальные люстры, изящные бамбуковые перегородки, чудный запах свежего сена и стерильная чистота. Очевидно, идеальное санитарное состояние поддерживалась силами гимназистов: возле каждой лошади возилось по несколько школьников разного возраста, вооруженных щетками, тряпками, ведрами — и атласными ленточками, синими и голубыми, которые вплетались в гриву подопечных коняшек.

К Ищейкам подошли директор школы Иннокентий Федорович Анненский, давний знакомый Филиппа Петровича, и старший учитель по конному спорту, оба на нервах из-за возможного срыва торжественного мероприятия высочайшего уровня. Агенты успокоили их как смогли, после чего учитель убежал обратно к гимназистам, а директор Анненский увязался за Филиппом Петровичем на правах старого друга и ответственного за происходящее на школьном манеже.

Единорога Лиза заметила не сразу — вокруг Афони столпились его "приемные родители", студенты факультета авангардной генетики Томского госуниверситета в белых халатах.

— Ра-а-азойдись! — зычно скомандовал Иван.

Халаты расступились, и перед Ищейками открылось без преувеличения прекрасное зрелище: молочно-белый жеребец с самым настоящим рогом на лбу. Не витым, как в сказках, а вполне массивным, слоистым, как у носорога. Гордая стать, сильный круп, поразительные небесно-голубые глаза. Его линии были совершенны. Единорог был похож на греческую скульптуру. У Лизы закружилась голова, как в первый день после прибытия в этот мир. Невозможно было привыкнуть к научным чудесам, которые поджидали здесь на каждом углу.

Лиза откашлялась, собираясь с мыслями.

— Он стоит, не лежит, — констатировала она. — Это уже неплохо.

И робко подошла поближе.

— Эээ, на что жалуемся? — на всякий случай спросила она у Афони, подозревая, что это чудо-животное вполне может быть еще и говорящим.

Афоня кротко взглянул на нее своими удивительными небесными глазами, шумно вздохнул и отвернулся.

— Хандрит, — сказал Иван обеспокоенно. — По-прежнему хандрит. С каждой минутой всё грустнее. По-моему, ему еще хуже, чем полчаса назад. Я сегодня, наверное, кого-нибудь прибью. Лакшман, анализы готовы?

— Вань, я же говорил, что ждать не меньше шести часов.

От группы студентов отделился молодой индиец в сандалиях на босу ногу, выглядывающих из-под брюк. Смело, подумала Лиза, глядя на сугробы за окнами конюшни. Это в Мумбаи в январе +32, а в Петербурге, даже с учетом тёплых мостовых, сегодня всего лишь +2.