Сейчас Освал удивлялся, что ему потребовался целый год.

Он работал в своем кабинете и оставил перо в чернильнице. Ветер из открытого окна перевернул ее, уничтожив часы кропотливой работы над письмами к другим епископам – монотонного, скучного труда. Стопка глупых, бессмысленных посланий пропиталась чернилами. Освал вскрикнул от отчаяния, ударил кулаками по столу и зарыдал. Всхлипывал, как ребенок, оплакивая не столько утрату писем, сколько то, что их вообще приходилось писать.

Во что превратилась моя жизнь?

Дело было не только в письмах; дело было во всем. Он являлся епископом Альбурнским, хранителем Гром-галимуса – но туман над его будущим развеялся. Жизнь уместится в несколько книг и отчетов, подобно жизням его предшественников. Как такое возможно? подумал он, плача над залитым чернилами столом. Я всегда считал себя избранным для чего-то большего. Неужели я достиг этого положения лишь для того, чтобы поддерживать здесь чистоту и порядок? Что-то должно произойти.

И произошло. Той ночью Освал впервые услышал шепот, голос Гром-галимуса. Только это был не один голос, а два, и они звали его по имени.

Последние прихожане вышли на улицу, включая служек и распорядителей, которые были рады присоединиться к праздничной толпе, и Освал самолично закрыл и запер огромные двери. Он остался в соборе один. Нет, не один. Где-то здесь калианец, однако епископ не желал знать, где тот находится и чем занят. Он отказывался вникать в детали событий этого дня. Лучше закрыть глаза.

Я свою роль сыграл.

Освал вернулся в кабинет и запер дверь. Он не желал гостей. Точнее, не желал новых гостей. Тайнуэлл никогда не оставался один в этом кабинете. Он снял с головы митру, аккуратно убрал в шкаф и закрыл дверцы. Облачение повесил в гардероб. Наполнил серебряный кубок вином и сел, одетый только в нижнюю рубашку. Скинув шлепанцы, положил волосатые ноги на стол и выпил. Помедлил и поднял кубок.

– За лучшее будущее, господа, – произнес он, надеясь, что они не заметят, как дрожит его рука.

Но, конечно, они заметили. Они видят все. Нет смысла это отрицать. Они знают, кто я.

– Надо полагать, вы двое никогда не испытывали сомнений, плывя по водам своих жизней. Не испытывали… – Освал едва не сказал «страха», но вовремя опомнился. – Тревог. Что ж, мы знаем, что я не такой. – Он повернулся к Новрону, который вечно вздымал тот же серебряный кубок, что сейчас держал Освал, либо его брата-близнеца, и взмахнул рукой, пролив вино. – В конце концов, я не сын божий в отличие от тебя. Признай, это дает большие преимущества. Не слишком честно, если задуматься. И, не сомневаюсь, в твое время все было проще. Меньше людей, меньше бюрократии. К тому же, у тебя был Релакан. А у меня нет волшебного оружия, чтобы уничтожить врагов.