— Я — да, — ответ вышел каким-то неловким, наверное, из-за путаницы в топонимике. — Домой еду.

— Я тоже ленинградец, — сообщил Адамов. — Чем занимаетесь, если не секрет?

— Консультант, — я всегда так отвечаю, когда не хочу распространяться о своих занятиях.

— Вот как, — он задумался. — Я, наверное, тоже теперь консультант. Вообще-то я в отставке, но вот, привлекают иногда…

— А где служили?

— В милиции, потом в полиции. Подполковник уголовного розыска.

Я про себя улыбнулся точности своей догадки.

— У меня товарищ преподает в Университете МВД, — продолжал он, — тоже отставник, служили вместе когда-то в Ленинграде. Он потом в Москву переехал, теперь вот на пенсии, лекции читает для молодежи. Ну и меня просит иногда семинар провести или практикум. Сегодня как раз обсуждали с ним планы на следующий год.

Мрак за окном неожиданно расступился. Пространство за окнами раскрылось широким простором до самого горизонта, и горсть огней далекой деревни тускло сияла посередине черного необъятного поля россыпью драгоценного янтаря. Над огнями висели широкие пелены тумана, слоями один над другим, до самого подернутого дымкой неба, где в тонкой прорези невидимых облаков сияла призрачная луна. Сияние это подсвечивало туманные пологи неземным и холодным, будто поднебесный театральный софит освещал драпировки сцены шириной в целый мир, и зрелище было таким торжественным и чудным, что перехватило дыхание. Вокруг стало особенно тихо: ни разговоров за соседним столом, ни звона приборов, ни звука из кухни на другом конце ресторана, только полусонный глухой стук колес и поскрипывание вагона.

— Дым, — произнес Адамов.

Я с трудом отвел взгляд от окна.

— Что?

— Я говорю — дым от торфяников. Запах чувствуете?

Действительно, в воздухе чуть слышно ощущался легкий дымный аромат.

— Честно говоря, я думал, это титан топят, — признался я.

— Помилуйте! — воскликнул Адамов. — Это у вас какие-то совсем уж давние воспоминания, никто сейчас колобашками печку не топит и огнем воду не греет. Нет, это торфяники. Лето жаркое было, вот они и горят. Такое и в Ленинграде тоже случалось.

— Да, припоминаю, — я действительно вспомнил. — В 2000-м было.

Он кивнул.

— И еще раньше. В 1984-м были самые сильные торфяные пожары, дым стоял больше месяца.

Сказал — и взглянул на меня каким-то странно оценивающим взглядом, словно проверял что-то. Если это была проверка памяти, то она явно кого-то из нас подводила.