Либо так, либо провести еще сорок восемь часов под присмотром Дулитла. Он – потрясающий медмаг. Другого такого нигде не найдешь в целом мире. Он добрый и заботливый, и он гораздо лучше, чем я сама. Но чем дольше остаешься у него на попечении, тем сильнее проявляются его родительские склонности. Он бы кормил меня с ложечки, если бы я ему позволила.

Пребывание у Андреа являлось меньшим из двух зол.

– Я считаю, что тебе следует взять цветы, – сказала она мимоходом.

– Они от Саймана.

Метаморф, верный своему стилю, прислал мне белые розы с благодарственной карточкой и оставил их на пороге конспиративной квартиры Джима, о местонахождении которой Сайман не должен был знать. У ягуара чуть апоплексический удар не случился, когда он обнаружил букет.

А карточка оказалась еще информативной. Там было написано, что София, продюсер Полуночных Игр, кое в чем призналась. Именно она предоставила ракшасам осколки с «Волчьего алмаза». Вероятно, она наняла несколько подставных игроков и по-крупному ставила на «Жнецов», которых тогда еще не слишком воспринимали всерьез.

Сайман не упомянул о дальнейшей судьбе Софии. Думаю, на приятные сюрпризы ей надеяться не стоило.

Андреа заглянула в гостиную и замерла. Подруга стояла неподвижно, как статуя, с открытым ртом. Сумка соскользнула с ее плеча и упала на пол.

С потолка гостиной свисало нечто огромное. Не совсем люстра, а тонкая, семифутовая, гигантская… штуковина, похожая на искореженную рождественскую елку, сделанную из медной проволоки и увенчанную книгами Лорны Стерлинг. Тома с первого по восьмой расположились веером на самом верху. Под ними были несколько уровней проволочных ветвей, которые расходились под всевозможными углами, на них висели десятки изящных хрустальных украшений. Они покачивались на тонких золотых цепочках и мягко звенели, когда сталкивались между собой.

Каждое украшение оказалось декорировано ленточкой, к которой был привязан кусочек ткани: белой, пастельно-розовой, синей…

Как во сне, Андреа протянула руку и сорвала с «дерева» подвеску. Та раскрылась у нее на ладони.

Она взяла кусок ткани персикового цвета, встряхнула ее, и я увидела стринги.

Я моргнула.

Она уставилась на меня, лишившись дара речи, и потрясла стрингами.

Ее глаза напоминали блюдца.

– Я ухожу, – выдохнула я и выскочила вон.

Дулитл никогда ничего не узнает. По крайней мере, теперь я поняла, куда исчезал Рафаэль во время турнира.

Я поехала на лошади Стаи к себе домой. Даже не упала с нее, что потребовало от меня героического усилия воли. Отсутствие восхищенных толп, готовых встретить меня с цветами и медалями у крыльца, было печально разочаровывающим.