– Вы планируете аннексировать мою станцию? – спросила Махит.
Девятнадцать Тесло рассмеялась – жестокий, сотрясающий все тело смех.
– Нет. О
В пруд приземлилась длинноногая птица: белые перья, длинный клюв. По меньшей мере в метр ростом. Ступая, она не тревожила цветы; ее большие ноги проскальзывали между лепестками и поднимались вновь, роняя капли. Махит не знала, как называется эта птица. Может, «ибис». Или «цапля». В Тейкскалаане водилось много видов птиц, а на станционном языке существовало всего одно слово «птица». Когда-то было больше. Ушли за ненадобностью. Только одно слово для самой концепции.
Она могла бы попросить… ну, о приеме в университет. Место в поэтическом салоне. Тейкскалаанский титул. И тейкскалаанское имя в придачу. Деньги; слава; восхищение. Она не могла попросить абсолютно ничего и остаться при этом лселским послом, и отвечать на почту, и распевать в тейкскалаанских пабах песню, для которой сама написала пару строчек, уже очень давно.
Ничто, чего касалась империя, не останется ее. И так уже очень немногое оставалось ее.
– Ваше сиятельство, – сказала Махит Дзмаре, – пожалуйста, отправьте меня домой, пока я еще хочу уехать.
– Не устаешь меня
– Нет, – ответила Махит. – Потому и хочу, чтобы отправили меня вы. Я
<Что ты вытворяешь?>
«Пытаюсь понять, кто мы. Что от нас осталось. Кем мы можем стать теперь».
***
Станция зависла под брюхом самой большой из рябых металлических планет без атмосферы, составлявших Лселскую систему, зависла идеально сбалансированной в гравитационном колодце между двумя звездами и четырьмя небесными телами. Казалась маленьким и тусклым тороидом, вращалась для поддержания внутренней температуры. Огрубевшая после солнечной радиации и бомбардировки мелкими частицами в течение четырнадцати поколений. Около тридцати тысяч человек, обитающих во тьме. Больше, если считать линии памяти. Как минимум одна из них недавно пыталась саботировать другую имаго-память и теперь ждет, к чему приведет ее покушение.
Махит наблюдала, как станция вплывает в поле зрения.
На площади к ней протянулась рука императрицы – тонкая, с темными пальцами, близко знакомая. Протянулась и взяла пальцами подбородок, повернула лицо Махит. Той бы следовало испугаться или оцепенеть из-за эндокринного каскада. Но почувствовала она… как парит. Далеко, свободно.