– Как дело было, Хорек? Все рассказывай, подробно.
Он кивнул на Галата:
– Наши старшие скумекали объединиться и скопом на поместье наскочить ночью. Найти тайник, взять фиалу, а после ужо порешать, как с нею быть. Ну, меня-то отрядили к Лапуте с деньгами за «Облако», так что я уже под конец к поместью подгреб. Оказалось, там обретался бородавочник, что сейчас старшой в охране Большого Дома. А лиловый бородавочник, это ж… Его бьешь-бьешь, а что получается? Перья токо тупятся. А еще, когда по шишке попадешь, она лопается и тебе в мордень ядовитым дерьмом прыскает. Пятерым нашим рожи поразъедало так, что где глаза, где рот-нос – и не разобрать. И еще он Граму своим топором башку отсек. А Пиндоса вообще в лепешку стоптал. Ну, наши его, конечно, все же порезали. Бром в лобешник тесаком засадил. Ломанули стену – а тайник-то пустой. Что делать? Ты ж нас туда направил, Джа. Решили вернуться к Лапуте, ведь ты с ней дружен и последнее время в борделе отирался. Пришли, тебя нет… А у Брома, как Грама завалили, чердак-то… – Хорек постучал себя кулаком по лбу, – … уехал. И он вдруг ни с того ни с сего психанул: мол, все это дело с поместьем подстроено хозяином. – Твюдж повел головой в сторону Пена. – Чтоб, значит, остальных порешить, а «Облако» чтоб ему одному досталось. Мы Брома еле успокоили, подступили к Лапуте с вопросами, а тут эльфы налетели. Я-то теперь понял, они тоже тебя искали, но Бром окончательно свихнулся. Решил, что еще и Самурай хочет под себя бордель взять. Мол, Пен, ты и Самурай втроем сговорились…
– Постой! – перебил я. – Лапута что, еще не уехала?
– Не-е… – протянул Хорек. – Там она, затихарилась где-то.
– Утаскивай хозяина отсюда, – посоветовал я, поворачиваясь к «Облаку». – Может, он еще выживет. А про это дело забудь, Хорек, тут уже все кончено.
В борделе царила тишина – все, кто был здесь, или погибли, или сбежали через окна и задние двери. Я шел, ощущая нарастающую внутреннюю дрожь, повторяя про себя: «Остался один… один…»
Большой зал – пустой, разбросанные пуфики, перевернутая софа, осколки посуды. Трупы. Кухня – пустая, битая посуда, сломанные столы, раздавленные объедки на полу. Трупы. Я взбежал на второй этаж, громко позвал Лапуту и, не дождавшись ответа, вернулся вниз. Спрыгивая с последней ступени, вытянул перед собой руку с растопыренными пальцами.
Они мелко дрожали. Все тело было напряжено, и в ушах тонко звенело.
Из-под лестницы донесся стук, тихое поскрипывание. Я бросился туда.
Из неприметной низкой двери кладовой торчал зад Лапуты. Она выпрямилась, закинула на плечо объемистую котомку, повернулась и увидела меня.