Спокойным, ровным тоном отец прочитал вслух бумагу с начала до конца, так что Таси, не умевшая ни читать, ни писать, могла не сомневаться, что это действительно документ об отдаче ее в услужение. Если попадался юридический термин, который мог быть ей незнаком, отец старательно разъяснял его девочке, а мистер Поттер, стоявший у очага и гревший руки над огнем, внимательно слушал и кивал, одобряя его толкования. Потом отец показал Таси подпись прежнего хозяина и значок, поставленный ею вместо подписи.

Потом он бросил бумагу в огонь.

Когда кабальная запись загорелась, девочка издала звук, какого мне прежде слышать не приходилось: что–то вроде вопля или визга — так мог бы визжать дикий зверек. Потом она упала перед отцом на колени и, к огромному его смущению, схватила и поцеловала ему руку.

Так Таси поселилась у нас. Для меня она сразу стала еще одной сестрой — вернее, несносной сварливой мегерой, не желавшей слушать от меня даже самых разумных советов и распоряжавшейся мною, словно это я был ее слугой. Не девчонка, а наказание Божье. Когда ей исполнилось семнадцать, вопреки уговорам моей ужаснувшейся матери она вышла замуж за мужчину вдвое старше ее и заметно более темнокожего. Он зарабатывал на жизнь, устраивая праздники для богачей. Джулиус Нэш был человек серьезный. Люди говорили, что он даже улыбается строго. Однажды, когда он еще ухаживал за Таси и дожидался ее у двери, я, страдая после недавней выволочки, сердито выпалил:

— И на что вам такая фурия?

Этот суровый мужчина минуту разглядывал меня, а потом голосом, таким гулким, что его нередко сравнивали с заупокойным колоколом, ответил:

— Госпожа Таси обладает немалой силой характера, а я нахожу, что эта черта предпочтительнее лживого и льстивого языка.

Я не ждал, что мои слова примут всерьез. Я просто выплескивал мальчишескую обиду. Я остался стоять, пристыженный и ошеломленный обдуманным ответом этого чернокожего джентльмена — и, должен признаться, вдвойне униженный из–за причины своего конфуза. Тут по лестнице, с напряженной торжествующей улыбкой, спустилась Таси и ушла с ним, чтобы появиться в моем рассказе еще лишь дважды.

Если тебе кажется неправдоподобным, что мой отец так великодушно поступил с незнакомой девчонкой–мулаткой, от которой ему не было никакого проку, — скажу тебе только, что ты не знал, какой доброты был этот человек. Мало того, судя по тому почтению, какое питали к нему все его знакомые, уверен — это был лишь один из многих подобных поступков, ставший нам известным только благодаря обстоятельствам.