Верховная приблизила к себе Чей и принялась обучать ее тонкостям управления Убежищем, явно намереваясь поручить монастырь ее заботам. Она выделила для Чей отдельную келью, и та поселилась там, но с наступлением ночи все равно предпочитала спускаться вниз, к остальным. Кошмары о пытках и мучениях не отступали, но стали какими-то скучными и расплывчатыми.
Однажды вечером, через семь лет после ее прибытия в Убежище, из пустыни подул горячий ветер, а в монастыре вспыхнул пожар. Монахини отчаянно сражались с огнем, заливая его водой из немногочисленных запасов. Десять переписчиц бросились в задымленный скрипторий и стали вышвыривать из высоких окон в центральный дворик бесценные рукописи. Им удалось спасти все манускрипты, кроме двух, но сами они погибли в огне или задохнулись. Потом обглоданные огнем сваи, на которых держалось одно из крыльев Убежища, рухнули; весь этот ярус обвалился в пустыню, унося с собой шестерых монахинь, и в месте его падения взвился огромный язык дымного пламени. Крики монахинь некоторое время были слышны даже сквозь жуткий воющий рев огня, скрежет ломающихся балок и треск кирпичей, которые начали раскалываться от страшного жара.
Настала ночь, и раздувавший пламя ветер утих.
Она смотрела в круговерть искр, разметанных пожаром. Они сверкали так, что в чистом черном небе не было видно звезд.
То, что осталось от погибших, было предано земле на маленьком кладбище у подножия скалы. Тогда она впервые за все годы спустилась из Убежища в пустыню. Церемония была короткой, немногие осмысленные слова рождались impromptu[25]. Над могилами спели несколько гимнов, но звучали они плоско, потому что эха не было. Она не нашла что сказать и только стояла, глядя на отмечавшие каждую могилу — невзрачный холмик песчаной земли — деревянные столбики. Она думала о терзаниях, какие, вероятно, постигли погибших перед кончиной.
Той ночью она пришла в один из залов сгоревшего скриптория и некоторое время стояла там. Ей вообще-то полагалось сейчас дежурить в пожарной охране, следить за тем, чтобы огонь часом не заполыхал снова. Но здесь до сих пор воняло горелым деревом и пережженным кирпичом, так что присутствие ее в этом зале было вполне оправданным. Через щели в стенах и потолке наружу, в недвижный стылый ночной воздух, просачивались дымки и струйки пара. Она обошла все места, откуда они поднимались, и тщательно проверила, нет ли там очагов возгорания. В одном хоботе у нее была масляная лампа, в другом — заготовленное на такой случай ведерко с водой.