Птица фыркнула.
— Этого ветхого бродячего призрака? — сказала она презрительно. — Он был преславен встарь[38]; я сомневаюсь, что он и сам помнит, кем предпочитал тогда считаться. Не говоря уж о том, во что он верит и что обещал намедни.
— Нам не обязательно доверять ему, чтобы использовать предоставленную им информацию в наших расчетах, — сказала сереброкожая женщина.
Худощавый мужчина посмотрел на люстру.
— А вот тебе надо вправить мозги своему невезучему агенту и сказать ей, чтоб перестала тратить время зря и занялась делом — и пускай хоть на этот раз обойдется без гибели невиновных. Не дайте этой Юбрек убить Вепперса.
Мужчина повернулся к синей птице, у которой над головой парило оранжево-красное облачко.
— Хотя, разумеется, в этом не будет особой нужды, если Особые Обстоятельства просто прикажут
— Да не смотрите на меня так, — сказала
Птица взметнула голову и посмотрела на оранжевое облако.
— Эй ты, да послушай же наконец, — прокаркала она. — У тебя же были на него выходы. Вот
...спокойной ночи, спокойной ночи, спокойной ночи...
Ее кожу что-то холодило — наверное, надо бы поежиться, но у нее не осталось сил даже для этого. Она уже некоторое время назад впала в летаргию; ее тело словно бы туго спеленали и засунули в раскаленную духовку для выпечки.
В тумане, крутившемся перед ее глазами, прозвучал какой-то голос: клацающий, лязгающий, неприятный и поразительно реальный.
— Эй, есть кто живой? — спросил голос. — Есть тут кто?
— А-а?
Это она ему ответила. Чудесно: вот и слуховые галлюцинации начались.