Ей снилось, как куски ее плоти падают наземь или начинают жить собственной жизнью, отгрызают себя от ее тела, улетают прочь, падают, убегают, ускользают, а она остается, скуля от боли, зализывать кровоточащие раны.

Каждое утро ей приходилось буквально силком отрывать себя от жердочки, на которой она висела вниз головой, и делать это было все тяжелее. Но она исправно вылетала на работу: покидала свой насест внутри громадного стручка и отправлялась рыскать над почерневшей, будто оспинами усеянной, землей, чтобы освободить очередного везунчика. Но с каждым днем время ее вылета отодвигалось.

Некогда она любила летать, потому что полет всегда остается полетом, даже в Аду, а особенно свободной себя чувствует в нем существо, рожденное прикованным к земле четвероногим. К тому же она всегда боялась высоты и поставила себе задачу побороть этот страх, укоренившийся в ней давным-давно, когда она попала в пустынный монастырь на вершине скалы и прожила там до старости.

Некогда она любила исследовать Преисподнюю, разыскивать районы, прежде незнакомые ей. Почти всегда вновь обнаруженное повергало ее в ужас, куда бы она ни бросила пытливый взгляд, и все же эти исследования доставляли удовольствие. Сначала она изучила географию Ада, затем его логистику, после этого попыталась в полной мере осознать садистскую ненависть, с которой было придумано и разработано виртуальное пространство, и ее дотошный ум надолго погрузился в измерение этой ненависти. Облетала она также и все поля сражений в Преисподней, где ползали, ковыляли, бродили и всячески боролись за жалкое подобие жизни те, кто проявили себя неудачниками даже в Аду.

Теперь же все былые развлечения ей опостылели, и она редко выбиралась со своего насеста даже затем, чтобы кого-то убить и пожрать: дожидалась обычно, пока грызущий ее внутренности голод не станет совершенно непереносимым и не оставит ей иной возможности. Хитрость заключалась в том, чтобы найти точку равновесия, отыскать баланс между сосуще-колющими судорогами в пустом желудке и более мелкими, но постепенно набиравшими силу болевыми ощущениями, которые неуклонно пролагали путь через ее тело, точно гротескная паразитическая инфекция.

Она полагала, что ее старый статус Освободительницы утратил священный лоск. Узники стекались со всей Преисподней, предлагая себя ей в жертвы, они ползали перед ней на коленях, целовали землю под ее насестом и молили о смерти. Но культ ее был теперь далек от прежнего размаха. Она почти никуда не вылетала и ни с кем не общалась. Страдальцам приходилось преодолевать неимоверные препятствия, добираясь к ней на дом. Это все изменило.