Светлый фон

- Скажи, каков расклад. Я хочу знать. Должен.

- Этого никто знать не должен. Будущее нельзя знать наверняка.

- Тогда я сотру это потом.

- Нет. Иначе будет поздно.

- Поздно для меня?

 

Звягинцев выдержал паузу. Экран мерцал, белая точка светилась все слабее.

 

- Мне трудно здесь,- услышал, наконец, Олег.- Я скоро перестану быть. Послушай. Послушай, Левушкин. Ты что-то пытаешься изменить. Я хочу помочь тебе. Ты в нужной точке. Сейчас. Делай то, о чем я тебя прошу. Помоги мне, и я помогу тебе.

 

Экран мигнул и погас. Олег некоторое время глядел в его темный прямоугольник и слушал, как скребется метель в окно. Потом взял карандаш и разгладил лежащий на столе лист бумаги.

 

***

 

Фаер перевернул очередную страницу и внимательно пробежал ее глазами. Потом вернулся в начало папки. В личном деле значилось: "Птица Андрей Петрович. 22 года. Сержант особого отдела спецназа при "РО СБИТ". Карандашом в скобках - (росс. отд. сл. по борьбе с инф. терр.). Русский. Мать… Отец… Не женат. Не был… Не имел…" Напротив снимка молодого парня в кителе со знаками отличия войск информационной безопасности стоял жирный плюс, выведенный красным фломастером. В лице сержанта и правда угадывалось что-то птичье - черные, пронзительные, глубоко посаженные глаза. Тонкий, с горбинкой, нос. Нелепый хохолок на макушке.

 

Страница два. Тест на восприимчивость АГИ. "Неявно выраженная ментальная сопротивляемость. Соотв. 78%. Сопр. АГИ - 12%. Прев. нормы в пр. доп. Порог - 83% абс. вел.". И снова жирный плюс.

 

Фаер снова вернулся в конец папки, к стопке сложенных гармошкой энграмм, исчерканных тем же красным фломастером. В графиках были выделены какие-то специфические участки, под которыми стояли обозначения, понятные только специалисту. В конце энграммы стоял не один красный плюс, а целых два. Зато следом лежала еще одна энграмма, в конце которой стоял плюс, уравновешенный минусом. А в углу листа вместо "А. Птица" стояло "О. Левушкин". Это было более чем странно. Это было подозрительно. Что энграмма Левушкина делала в сейфе Перовского? Личное дело Левушкина лежало внизу, в архиве, безо всяких красных пометок. Фаер сложил листы обратно в папку, влез на стол, поднял плитку подвесного потолка и затолкал добытые документы под широкий кабельный шлейф. Если Репьев надумает его надуть - ему придется здорово поискать свою папку.