О калитку я больно ударился подбородком и чуть не упал. Деревня — понял почти сразу. Ржавая сетка шла поперёк поля (просеки, просеки — прояснилось в голове), а единственная калитка располагалась недалеко от линии электропередач.

Я схватился за ручку, толкнул дверцу, но она не поддалась. Навалился плечом, ещё раз — безрезультатно. Замка нет и никогда не было, значит, примёрзла. Тогда, встав поудобней, я изо всех сил ударил ногой. Калитка с отвратительным лязгом ушла назад всего на десять-пятнадцать сантиметров, на снег посыпались мелкие кусочки ржавчины. Только после четвёртого удара получилось расширить проход и пролезть на другую сторону.

То, что деревня изменилась, я понял с первого взгляда. Улицы были заметены снегом — лёгким и рыхлым сверху, скрипучим и слежавшимся снизу, — и казалось, не то что машины, люди не появлялись здесь как минимум несколько месяцев, а то и несколько лет.

Я шёл и смотрел на разросшиеся яблоневые деревья, старательно зажимающие в кольцо полуразвалившиеся дома, на тёмные окна, провалившиеся крыши, перевёрнутые трактора, — пока не наткнулся взглядом на Женин «гольф». Покорёженный ржавый каркас его стоял там, где Женя припарковал новенький сияющий «фольксваген» цвета «металлик», строго-настрого запретив всем даже дотрагиваться до обшивки.

Повернувшись к машине спиной, я раскинул в стороны руки и, глубоко вдохнув, повалился назад. Падать было страшно приятно: снег подхватывал нежно и бережно, как перина. Он подбрасывал вверх и снова ловил, пробирался за шиворот. Смешно, подумал я, неимоверно смешно. Разве есть в мире что-либо забавнее этого? Обязательно приведу сюда Иду, и мы вместе будем падать в снег — спиной, лицом, кувырком. Ей непременно понравится. Если же нет, она станет врать, что ей нравится, врать, врать, врать… и она привыкнет. Привыкнет! Я сам почти привык, хотя этот долбаный снег уже набился за пазуху, и тело дрожит от нестерпимого холода, и рация бьёт под ребро при каждом новом падении навзничь… Рация…

Я вытащил из кармана чёрную коробочку и нажал на кнопку.

— Алло, — тотчас ответила Ида. — Алло, кто это?

— Ида, — засмеялся я. — Ида, дорогая.

— Я слушаю. Кто это? Откуда у вас эта частота?

— А кто это может быть? — весело спросил я. — Максим это. Ида, послушай меня.

— Сейчас, минуточку, — сказала она, и рация заглохла.

С полминуты ничего не происходило, потом трубка зашипела.

— Да, — заговорил незнакомый мужской голос. — Максим слушает.

— Как Максим? — не понял я. — Рустам, ты что ли?

В динамике щёлкнуло, засипело, и связь неожиданно прервалась.